— Ну...эм-м, он говорил, что дед спился, а так, вроде, учителем был,— говорю я.
— Ясно...— вздыхает он,— Марк, твой дедушка был солистом и гитаристом группы «ястребы». Он был самым известным музыкантом в СССР. Станислав Коршунов - твой дедушка.
— Чего? Да не может быть такого!— усмехаюсь я.
Я бы знал об этом.
— Твой дедушка бросил твою бабушку, поэтому твой отец хотел, чтобы ты делал то, что нравилось и ему, дабы проводить как можно больше времени вместе. Твой папа не мог найти общий язык с дедушкой, поэтому, когда у него появился ты, он захотел найти общее занятие, чтобы не допустить такую же ошибку, как его отец когда-то совершил.
Ещё несколько секунд я смотрю в глаза Дерека, пытаясь понять, правду ли он говорит или это шутка, но... я не могу сопротивляться. Если это действительно так, то это многое объясняет, но я должен убедиться сам.
Вспышки камер со всех сторон сбивают меня с толку, и меня шатает из стороны в сторону. Я чувствую лёгкие толчки и хочу поскорее выйти из этой толпы назойливых людей.
— Мастер Смерти, что вы думаете по этому поводу?
— Сюда, Марк, посмотрите сюда!
— Марк, скажите, это правда?
Кажется, я мог потерять слух и всеми силами не желал лишиться его, но сейчас бы не отказался от такого предложения.
Голоса разных тембров смешиваются, и мне лишь удаётся разобрать отдельные слова. Моя голова разрывается от боли уже на протяжении трёх дней, а люди всё так же не могут насытиться.
Охранники расталкивают репортеров, которые всячески пытаются вывести меня из себя, и получить ответы на вопросы. Они не услышат ни единого слова от меня. Не получат такую роскошь.
Вспышки камер со всех сторон сбивают меня с толку, и меня шатает из стороны в сторону. Я чувствую лёгкие толчки и хочу поскорее выйти из этой толпы назойливых людей.
Бесстрашный папарацци неоднократно выкрикивает моё имя, и встаёт передо мной. Он суёт камеру мне в лицо и тычит в меня микрофоном.
Всеми силами держу себя в руках и сжимаю пальцы в кулак.
— Мастер Смерти, скажите двенадцатое мая...,— начинает мужчина и я, при упоминании даты, тяжело сглатываю, — … состоялся ваш концерт в Москве, и произошёл несчастный случай после...
— Почти...— шепчу я, исправляя журналиста.
Я желал сказать это тихо, но мужчина меня услышал.
Шатен оживляется, понимая, что я сейчас уязвим, и он не собирается останавливаться на достигнутом.
Все камеры направлены на меня. Мои телохранители стоят на расстоянии метра от меня и, судя по всему, не собираются выводить меня к машине.
Я перевожу взгляд с журналиста на многоэтажное здание справа от себя. Компания, которая занимается продвижением и направлением артистов.
Я закусываю губу, и меня переполняет злость, отвращение, обида и гнев. Я только что вышел из компании Дерека и узнал то, что переворачивает мой мир с ног на голову. С каждой секундой проведённой среди сотни глаз со сверкающими фотокамерами, телефонами, привлекая к себе внимание, выкрикивая моё имя и задавая кучу вопросов, я испытываю жуткую головную боль. Я бы сейчас сделал буквально всё, чтобы больше ничего и никогда не чувствовать.
Мне тяжело. Мне слишком тяжело.
Я разворачиваюсь, чтобы самостоятельно пройти к машине, но перед глазами всё становится мутным и нестабильным. Пытаюсь сфокусировать внимание на моём телохранителе, но в висках начинает сильно и динамично пульсировать. Ощущение, будто в мою голову вонзаются миллионы иголочек и каждая из них проходит всё глубже и глубже, задевая мозг.
Я снова ощущаю толчки и чувствую, что мои ноги идут вперёд, но я ими не управляю. Я будто плыву, не прикладывая усилий.
Мои веки опускаются, и я тону в отрывках из памяти. Цветные картинки. Голоса, музыка, крики, смех. Всё смешалось. Это хаос. Моё прошлое.
Девятилетний мальчик в синей футболке и чёрных шортах тянется к матери, сидящей на красном диване.
— Мамочка, а он теперь будет жить с нами?— спрашиваю я в день, когда мама приехала домой из роддома с моим младшим братом.
Мамины светлые волосы собраны в небрежный пучок. На ней голубое платье в белый горошек, а в руках голубой свёрток одеяла с тёмной, слегка покрытой волосами, макушкой. Я сажусь на диван рядом с ней, и ладошкой тянусь к новорождённому.