Бабушка с мамой рассказывали мне о временах до того, как папа нас с мамой бросил. Он не хотел брать ответственность за свой поступок, а хотел лишь заботиться о себе.
Не могу сказать, что простила его за то, что предал нас до моего рождения и не выходил на связь все эти годы. Если бы не я, он бы не подумал даже о том, чтобы начать со мной общаться. У него даже и желания такого не возникало.
При первой же встрече я поинтересовалась, почему он не выходил со мной на связь. Его ответ меня удивил, ведь он сказал, что не был уверен, его ли я дочь. Мама доказала его отцовство через судебное разбирательство и тест ДНК, чтобы он начал выплачивать алименты. Всё подтвердилось, и я спросила, почему тогда он не вышел на связь, когда узнал, что я всё-таки его дочь? На то время мне было ещё шестнадцать лет.
Он ответил: «Не хотел вмешиваться в твою жизнь». У отца на всё был ответ, всегда есть оправдание.
Если бы он начал со мной общаться ещё тогда, то у нас сейчас контакт был бы намного, ибо было бы уже пять лет общения. А так всего два года получается, плюс ко всему, я сейчас живу в другой стране, так что общением это уже сложно назвать.
– Ничего, не так уж и жарко. А то смотри, как она на своих фруктах и овощах схуднула. Была же пухленькая перед отлётом, а сейчас даже щёчки пропали, – говорит Вера, и я смеюсь.
– А то, что я похудел на пять килограмм, ты не заметила? – папа пытается перевести тему и делает вид, что Вера задела его чувства.
– Ну, если бы ты похудел на килограмм двадцать, то я заметила бы. А то если ты был сто два килограмма, а теперь девяносто семь... – смеётся она, – ...разницы вообще нет.
– А я заметила, пап, ты молодец! Продолжай в том же духе, – поддерживаю я, и все начинают смеяться.
Я люблю такие душевные моменты. Понимаю, что у меня никогда с ним не будут отношений, как у дочери с отцом. Максимум мы станем хорошими друзьями. В такие повседневные моменты я забываю о пропасти, которая образовалась между нами, поэтому я ценю каждый день, проведённый с отцом.
Папа меня полностью поддержал по поводу волонтёрской работы в Африку, ибо, как оказалось, он работал там на протяжении трёх месяцев, когда был молодым.
Папа работает шеф-поваром. В то время, когда мама меня растила и отдавала всё, что у неё было, папа путешествовал, работал и наслаждался жизнью.
Не могу сказать, что я готова ему простить предательство, но и жить с обидой я не буду. Всегда буду помнить то, что он сделал, но я рада, что хотя бы сейчас он хочет хоть как-то исправиться. У него это никогда не выйдет, но я благодарна ему за старания. Папа поддерживает меня так, как умеет. Если раньше нужно было меня растить и воспитывать, то сейчас он готов поддержать меня материально.
Он оплатил мне сдачу на водительские права и заплатил за курсы и сдачу экзамена для обучения за границей. Он даже был согласен оплатить два года обучения в Лондонском университете, а это стоит огромных денег, но я не согласилась. Я всю жизнь училась как проклятая не для того, чтобы потом пойти на платное обучение. Я делала всё это для получения стипендии, и, плюс ко всему, это был ещё один повод для папы гордиться мной.
Гордость за дочь, к воспитанию которой он не приложил ни капельки усилий – уже достаточно большое наказание для отца.
Прошло две недели с подачи документов на визу. За это время мы с мамой успели помириться, снова поссориться и еще раз помириться. Я не хотела ссориться с ней, пока находилась в Эстонии, ведь понимаю, что потом не увижу её до Нового года, поэтому ссора была последним делом в моём списке на идеальное лето.
Следующие девять дней я провела в соседнем городе, навещая бабушку. Она всеми силами старалась меня откормить, и, похоже, что ей это удалось, ибо по возвращении домой я ощущала себя крупнее. Возможно, мне показалось, но пару килограмм я точно привезу в Лондон. Больше всего мне понравилось купаться в речке неподалёку от бабушкиного дома. Я снова ощутила себя ребёнком, так как в детстве проводила много времени на бабушкиной даче.
Дни лета летят с бешеной скоростью, и через пару дней мы с подругами едем на музыкальный фестиваль в Латвию. Нам предстоит проехать семь часов на машине до города, в котором состоится фестиваль. К нам также присоединятся три друга Мии.
Мы с Милой предоставили две большие палатки и за день до отъезда мы поехали в магазин за выпивкой.
– Я не буду покупать водку, – говорю я, не соглашаясь брать бутылку, – я её пить не буду.
Мила недовольно цокает, ставя стеклянную бутылку спиртного обратно на полку. Я начинаю осматриваться в отделе алкогольных напитков, и моё внимание привлекает раздел с коктейлями.
– Я тоже не буду пить её. Робби просил взять, – отвечает Мила.
– Пусть тогда сам покупает.
– Ладно. Давай тогда возьмём одноразовую посуду и пойдём на кассу, – говорит Мила, изучая тележку со всем необходимым для поездки.
Мы подходим к разделу пластиковой посуды, и Мила тянется к стаканчикам на верхней полке.
– Нет, мы не будем покупать пластиковую посуду! Появилась замена пластику в виде деревянных приборов, тарелок, и вместо пластиковых стаканчиков возьмём бумажные, – говорю я, двигаясь в сторону нужных мне приборов.
Мила следует за мной, и я знаю, что, пока я говорила, она несколько раз закатила глаза и передразнила меня.
– Хорошо, хорошо! Поступим правильно, спасём черепашек! – громко говорит она, вскидывая руку в воздух.
Я бросаю на неё раздражённый взгляд, и она смеётся.
– За-ну-да, – говорит она, хлопая меня по плечу.