– Ну да, а что?
– А это что такое?
Вадим разворачивает экран своего настольного компьютера, и моё сердце пропускает удар. На экране появляется фотография Эрин в парке аттракционов. Она смеётся.
Красивая фотография.
– Вадим, я не...
Прежде чем я успеваю сказать, что не знаю, кто это, на экране появляется следующий снимок. На нём изображены мы вместе с Эрин. В этом момент она кормила меня сахарной ватой. На следующей фотографии мы целуемся.
Чёрт! Кто этот сукин сын, что сделал эти фотографии?
– Эрин Мелисса Илнюс, девятнадцать лет. Практикантка моего приятеля Джейсона. Я сразу должен был понять, что ты не просто так смылся с юбилея моего друга. Ты ушёл вместе с ней. Что тебе мешает трахать своих девочек у себя дома, зачем гулять с ними там, где много людей? Сидели бы дома! – орёт он.
Я тру переносицу в надежде придумать, что делать.
– Насколько это большая проблема?
– Да настолько, что твой тур может отмениться. Ты только одним местом думаешь?
– Вадим, просто займись этим и всё!
– Тому, кто прислал мне фотографии, я заплачу, чтобы снимки замяли, но ты больше не должен с ней видеться. Вообще! Любой скандал, мол, «Мастер смерти влюбился в обычную смертную» мне к чертям не сдались, Марк! У тебя тур на носу! Ты должен вернуться на сцену после долгосрочного перерыва. Если ты не сделаешь всё, что от тебя зависит, то я тебя больше не смогу вытянуть со дна. Тебе двадцать два года, засранец! Трахайся себе на здоровье, но не выходи с ними на публику!
Вадим в гневе, и это не самое лучшее зрелище.
– Чёрт возьми, что ты так завёлся? Вернусь я на сцену! Эрин никак не влияет на меня! Она уезжает через несколько дней, можешь не переживать на этот счёт, – ору я в ответ.
Кровь кипит.
Всё, что этого козла интересует, так это деньги и как можно больше денег. Он завёлся лишь из-за того, что если вдруг появится новость, что у меня отношения с обычной девушкой, то меня воспримут иначе. Следственно, Вадим станет получать меньше, ведь часто пытается свести меня с другими знаменитостями в попытках получить деньги за пиар.
Вот отец обрадуется, если у меня всё прогорит.
После напряженного разговора с Вадимом, я не мог собраться и продолжить запись. Мы решили закончить пораньше, и я поехал домой.
Схватив блокнот со стола, стал пролистывать записи, которые оставил. Они про Эрин, и мне, несомненно, нужно пополнить то, что уже есть. Не знаю, почему вдруг занялся этим. Я пишу песню о чувствах к девушке, как банально! Никогда бы не подумал, что напишу что-то подобное. Не думаю, что когда-нибудь кто-нибудь её услышит, ведь она не для этого. Эта песня лишь для меня одного.
Но, кажется, она и ещё кое-кого касается...
Шесть дней до её отлёта и восемь дней до начала гастролей. Похоже, Нью-Йорк свёл двух совершенно разных людей и так же просто разбрасывает их по миру.
Следующие два дня мы безвылазно сидели на студии звукозаписи, и я сблизился с Самантой. Работать с ней было уже намного проще, ибо мы поняли, какая техника друг у друга.
– Готово, получилось круто! Я уверен, что зайдёт, – хвалит Вильгельм, куря айкос.
Кажется, за то время, что играла песня, а это ровно три минуты и тридцать девять секунд, он скурил семь сигарет.
На следующий день началась съёмка клипа, и я уже сорвался на режиссёра, ибо сценарий клипа для моей песни к самой песне абсолютно не подходит.
– Твой менеджер всё одобрил, и я делаю так, как я задумал с самого начала, – раздражённо отвечает режиссёр, швыряя беретику на пол.
– Мне всё равно, что одобрил Вадим! Это моя песня! Кто вообще придумал снимать в парке? В песне нет ни единого слова, которое у меня могло бы вызвать ассоциацию с парком и природой. Эта песня о нынешнем музыкальном ощущении в творческой среде!
Я в бешенстве.
Понабирают с улицы «знаменитых» режиссёров, а ты потом страдай.