Они замолчали. Говорить друг другу им было больше нечего.
Он не привлекал Карен — слишком уж грубый, но высоким ростом и широкими плечами выделялся из толпы. Это взывало к её инстинктам. Нет, она не была порочной, лишь расстроена и устала.
— Я заметила твой красный шейный платок, — сказала она.
Он потрогал шейный платок пальцем.
— Я его в схватке выиграл.
— Симпатичный, — сказала она, желая польстить.
— Тебе нравится?
Не отвечая, Карен смотрела, как он стаскивает платок с шеи и протягивает ей. Она взяла платок, их руки соприкоснулись, и она поняла, как этот тип расчувствовался. И это из-за неё. Недовольство Карен начало улетучиваться. Если она способна растрогать этого типа, почему бы когда-нибудь ей не справиться со всем Лондоном?
Она властным жестом вернула платок и приказала:
— Надень его на меня.
— На тебя?
Карен кивнула, и он неловко и неуклюже обернул платок вокруг её шеи. Как большой дрессированный зверь, исполняющий трудный и сложный трюк. При этой мысли она подавила смешок. Она чувствовала его дыхание на своих волосах, ощущала грубый землистый запах одежды. Запах этого зверя был тёплым и не противным.
И вместе с запахом к ней неслись волны напряжённого возбуждения, пытались её заразить. Ну уж нет!
Он вдруг резко опустил руки, словно обжёгся. Отступил на полшага назад.
— Вот...
Она тронула платок.
— Завтра мы поедем в Сент-Агнесс. А потом в Иллаган, если там не разыгралась лихорадка.
— Я там буду.
— После мы опять вернёмся в Редрат.
— Где же ты живёшь? — спросил он. — Ты должна же где-нибудь жить?
— Вовсе нет. А фургон чем плох?
— Разве ты не скучаешь по дому?
— Никогда у меня его не было. Ничего похожего.
На мгновение он прислушался к звукам шахты.
— Это там ты работаешь? — спросила она.
— Да. На шестьдесят саженей ниже поверхности.
— А что делаешь? Добываешь олово?
— Медь. На медной шахте. Я всегда работал вольным рудокопом. Эту куда лучше, чем на жаловании, если знаешь своё дело. Я ни в чём не нуждаюсь.
В её взгляде блеснул интерес. Карен не понимала шахтёрский жаргон, но смысл последней фразы точно уловила. Они вдвоем медленно удалялись от навеса, где остальные актёры трапезничали вдали от лязга подъёмника. Ей и в голову не приходило, что оставаться наедине с этим неотёсанным мужланом рискованно. Она не знала, что собой представляет этот человек, и самоуверенно считала, что вполне может себя защитить.
— Я была сегодня хорошенькой? — спросила она.