К утру голова разболелась невыносимо, и я решил обыскать кухню Луки. Будить Руни, хранительницу домашнего очага, не хотелось. Эта тайка никогда мне нравилась.
На кухне кто-то тихонечко сидел поджав ноги. По волнам волос на спине, я понял что это Алиса. Услышав мои шаги, она вскочила, в ее руке был нож.
Глаза заплаканные, огромные — на все лицо, пухлые губы сердцем подрагивают.
— не спится. — поднимая руки, сказал я
— не хочу спать с ним, находится рядом. — прошипела она, усмехаясь. Нож она опустила. А внутри меня все сжалось от увиденного.
— пить будешь?
— а что есть?
— да тут все, что захочешь есть!
— розовый брют есть?
Я улыбнулся, подошёл к скрытому винному бару и распахнул его. Розового брюта точно не было, а вот проссеко у Луки осталось.
— подойдёт?
Она кивнула и достала бокалы с витрины над ее головой и поставила передо мной. Я не мог не улыбаться, такая девушка не могла ни нравится. Разлив шампанское по бокалам, я сел напротив.
— за что он так тебя?
— мы играли.
— ааа, после наших игр, мне говорить больно. — ответила она, отпивая шампанское. И меня передернуло.
Лука был сложным бескомпромиссным человеком, не принимающим сопротивление против его воли, но он не был насильником. Или был?
У него никогда не было отношений. Были красивые партии, которые уходили и приходили по его желанию. Была ещё Габи… красивая умная армянка, которая больше всех продержалась рядом. Но и к ней он относился так, как к переменной составляющей своей жизни.
В силу опасности образа жизни он не впускал никого в свою жизнь, а в дом — посторонних, кому не верил. Сильно задела она его. Утром попрошу одуматься, отпустить. Нельзя спускать так свою злость.
От мужа избавить ее я был рад. Не достоин он ее, поймёт потом.
— это же ты дал деньги моему мужу? — она словно читала мои мысли.
— да.
— и как? Он подавился от восторга?
— почти захлебнулся в слюнях счастья. — Мы рассмеялись, невесело, как-то вынужденно.
— никогда не думал, что буду пить проссеко на кухне у Луки.
— никогда не думала, что разведусь с мужем, заплатив ему миллион за это, а потом пить проссеко в обществе мужчины, имя которого я даже не знаю.
— Друзья называют меня Майлз. — я протянул ей руку, и она пожала ее. Я погладил ее тонкую маленькую руку, такую холодную.
Она не отстранилась, но вздрогнула. Ее глаза были все еще припухшими от слез, и мне захотелось провести пальцами по ее векам, чтобы успокоить их.
— Тогда за удачный развод?
— Моего мужа?
Мы снова засмеялись, только более громко. Ее лицо преображалось во время смеха, становилось невероятно милым и умиротворенным.