— Фея, иди наружу. — Фея помотала головой и хвостом, не прекращая облизывать его. Цзинь Лин заругался: — Выметайся. Или ты меня больше не слушаешься?
Фея обиженно посмотрела на него и убежала из храма, помахивая хвостом. Вэй Усянь наконец смог облегчённо выдохнуть. Цзинь Лин хотел подойти, но чувствовал какую-то неловкость. И пока он колебался, Лань Сычжуй уставился на пояс Вэй Усяня и, немного помолчав, позвал:
— …Учитель Вэй?
Вэй Усянь откликнулся:
— М-м? Что?
Лань Сычжуй проговорил словно в забытьи:
— Можно… Можно мне посмотреть вашу флейту?
Вэй Усянь достал флейту из-за пояса.
— А что с ней такое?
Лань Сычжуй взял флейту двумя руками и слегка нахмурился, в выражении его лица проскользнуло замешательство. Лань Ванцзи смотрел на него, в то время как Вэй Усянь смотрел на Лань Ванцзи.
— Что с вашим Сычжуем? Ему нравится моя флейта?
Лань Цзинъи воскликнул:
— Что? Вы наконец потеряли ту ужасную отвратительно звучащую флейту? Эта новая выглядит довольно неплохо!
Он даже не представлял, что эта новая, «довольно неплохая» флейта была духовным инструментом, на который ему всегда хотелось посмотреть — легендарной призрачной флейтой «Чэньцин». Он лишь мысленно от всей души радовался: «Прекрасно! Теперь он хотя бы не потеряет лицо, когда будет играть вдвоём с Ханьгуан-цзюнем. О небеса! Его прежняя флейта уродством ранила что глаз, что ухо!»
Лань Ванцзи позвал:
— Сычжуй.
Лань Сычжуй наконец пришёл в себя и снова двумя руками протянул Чэньцин Вэй Усяню:
— Учитель Вэй.
Вэй Усянь забрал у него флейту, а потом, вспомнив, что её принёс в храм именно Цзян Чэн, повернулся и непринуждённо бросил:
— Спасибо. — Он помахал Чэньцин. — Я… оставлю её у себя?
Цзян Чэн кинул на него быстрый взгляд.
— Она всегда принадлежала тебе.
Цзян Чэн на мгновение замешкался, его губы шевельнулись, словно он хотел сказать что-то ещё. Однако Вэй Усянь уже отвернулся к Лань Ванцзи. Увидев это, Цзян Чэн так ничего и не произнёс.
Почти все присутствовавшие в храме люди были чем-то заняты: кто убирал бедлам, кто укреплял печать на гробу, кто прикидывал, как бы безопасно перевезти гроб, а кто просто злился. Лань Цижэнь яростно прошипел:
— Сичэнь, да что с тобой такое?!
Лань Сичэнь сидел, прижав ладонь к виску, и на его лице отражалось невыразимое горе. Он устало произнёс:
— Дядя, умоляю, не нужно вопросов. Правда. Сейчас мне совсем ничего не хочется говорить.
Лань Цижэнь никогда не видел Лань Сичэня, воспитанного им единолично, в таком несобранном и расстроенном состоянии. Он посмотрел на него, потом посмотрел на Лань Ванцзи, вместе с Вэй Усянем окружённого адептами, и чем больше смотрел, тем сильнее гневался. Он чувствовал, что двое его лучших учеников, которыми он бесконечно гордился и которые олицетворяли собой совершенство, не только больше не слушали его, но и заставили основательно поволноваться.
Гроб, в котором были запечатаны Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо, не только казался невообразимо тяжёлым, но ещё и требовал крайне осторожного обращения. Поэтому позаботиться о нём в дальнейшем добровольно вызвались сразу несколько глав орденов. Увидев лицо статуи Гуаньинь, один из них сначала удивлённо застыл, а потом указал на него остальным, словно обнаружил нечто новое и интересное:
— Посмотрите на это лицо! Разве не похоже на Цзинь Гуанъяо?