Брови Вэй У Сяня дернулись. Он увидел, что Лань Ван Цзи положил правую руку на рукоять меча, и сразу же его остановил, дотронувшись до тыльной стороны ладони.
Лань Ван Цзи повернулся к Цзян Чэну: «Следи за словами».
Цзян Чэн бесцеремонно заявил: «Думаю, это вам двоим стоило бы следить за действиями».
Брови Вэй У Сяня дернулись еще сильнее, а внутри разлилось зловещее предчувствие. Он сказал Лань Ван Цзи: «Хань Гуан Цзюнь, пойдем».
Он повернулся и поклонился еще несколько раз табличкам четы Цзян, а потом поднялся вместе с Лань Ван Цзи. Цзян Чэн не стал мешать ему кланяться, но и скрывать насмешку в голосе тоже не собирался: «Тебе и в самом деле нужно подобающе преклонить перед ними колени, раз уж запятнал их взгляд и осквернил покой».
Вэй У Сянь глянул на него искоса и спокойно произнес: «Я пришел лишь для того, чтобы сжечь немного благовоний. Угомонись, пожалуйста».
Цзян Чэн усмехнулся. «Сжечь немного благовоний? Вэй У Сянь, неужели ты и правда ничего не понимаешь? Тебя давным-давно вышвырнули из ордена, а ты еще и приводишь с собой неизвестно кого, чтобы жечь благовония для моих родителей?»
Вэй У Сянь уже собирался пройти мимо Цзян Чэна и покинуть Храм Предков, но услышав подобное, остановился и помрачневшим голосом произнес: «А ну-ка, выразись яснее. Кто это тут «неизвестно кто»?»
Будь он один, смог бы притвориться, будто не слышал ничего из сказанного Цзян Чэном. Но рядом с ним находился Лань Ван Цзи, и Вэй У Сянь ни при каких обстоятельствах не мог позволить ему терпеть грубые комментарии Цзян Чэна, наполненные очевидным злорадством.
Цзян Чэн продолжал насмехаться. «А память у тебя в самом деле короткая. Что значит «неизвестно кто»? Позволь мне напомнить. Именно потому, что ты решил изобразить героя и спас Второго Молодого Господина Лань, который прямо сейчас стоит рядом, вся Пристань Лотоса и мои родители пали вместе с тобой. Но и этого оказалось недостаточно. За первым случаем вскоре последовал второй. Тебе понадобилось спасти псов клана Вэнь и утащить за собой мою сестру и ее мужа. Ты поистине великий человек! Более того, ты решил стать еще более великим, совершить еще более великодушный поступок, и теперь привел этих двоих в Пристань Лотоса. Пес Вэнь болтается перед воротами моего ордена, Второй Молодой Господин Лань пришел сюда жечь благовония. Нарочно, чтобы досадить мне, досадить им. — Он продолжил: — Вэй У Сянь, кем ты себя возомнил? Кто дал тебе право приводить всех, кого в голову взбредет, в Храм Предков нашего ордена?»
Вэй У Сянь давно подозревал, что Цзян Чэн денно и нощно только и думает о том, как бы посчитаться с ним за все, что случилось.
За разрушение Пристани Лотоса Цзян Чэн считал ответственным не только Вэй У Сяня, но еще и Вэнь Нина, и Лань Ван Цзи. Он бы никогда не посмотрел с добротой ни на одного из них, не говоря уже о том, чтобы позволить всей троице одновременно маячить у него перед носом в Пристани Лотоса. Цзян Чэн, должно быть, с ума сходил от ярости.
Примечания:
В оригинале вместо гроба употребляется слово “циновка”, в которую заворачивают тело умершего.
Фраза о непроницаемых стенах: образно в значении "рано или поздно все тайное становится явным".
Фраза о небесной сети: образно в значении "у правосудия длинные руки".
В Китае, согласно традиционному свадебному обычаю, кланяться, преклонив колени и касаясь лбом земли, положено три раза: один раз Небесам и Земле, второй раз Отцу и Матери, а третий раз Мужу и Жене, то есть друг другу.
Глава 88. Преданность. Часть десятая
Вэй У Сянь не находил слов, чтобы оправдать самого себя, когда Цзян Чэн в чем-то упрекал его. Но при этом не мог стерпеть, когда тот начал оскорблять Лань Ван Цзи. Он произнес: «Цзян Чэн, послушай сам, что ты говоришь. Что это вообще такое? Звучит приятно? Не забывай, в каком ты находишься статусе. Хороший ли из тебя глава ордена, раз ты способен оскорбить прославленного заклинателя прямо перед душами дяди Цзяна и Мадам Юй. Где твои воспитание и манеры?»
Этими словами Вэй У Сянь изначально хотел напомнить Цзян Чэну, что стоит сохранить по отношению к Лань Ван Цзи хоть каплю почтения, но Цзян Чэн, весьма чувствительный к подобным упрекам, расслышал лишь намек на то, что не достоин занимать место главы. Его лицо словно подернулось черной дымкой, да так, что он стал похож на Мадам Юй, когда та пребывала в гневе. Цзян Чэн грубо воскликнул: «И кто же из нас оскорбил души моих родителей?! Я хотел бы прояснить для вас обоих, в чьем доме вы находитесь. Можете сколько угодно миловаться где-нибудь снаружи, не сдерживая чувств, но не смейте вести себя бесцеремонно в моем Храме Предков, перед душами моих родителей! Все-таки они и тебя вырастили! Мне стыдно за тебя перед ними!»
Вэй У Сянь, застигнутый врасплох внезапным выпадом со стороны Цзян Чэна, был шокирован, но и разгневан не меньше. Из его уст вырвался гневный крик: «А ну закрой свой рот!»
Цзян Чэн указал на дверь и выкрикнул: «Там ты можешь заниматься каким угодно непотребством: хоть под деревом, хоть на лодке - мне плевать! Можешь обниматься и вообще делать что вздумается! Проваливай из моего дома, чтобы я больше тебя не видел!»
После фразы «под деревом» сердце Вэй У Сяня пропустило удар: неужели Цзян Чэн застал момент, когда он бросился в объятия Лань Ван Цзи?
Догадка оказалась верна. Цзян Чэн действительно лично пошел искать их и отправился в направлении, которое указал лоточник на причале. Внутренний голос смутно подсказал, что Вэй У Сянь наверняка захочет посетить именно то место, и после недолгих поисков Цзян Чэн их нашел. Кто же мог подумать, что его глазам предстанет именно картина, на которой Вэй У Сянь и Лань Ван Цзи стоят под деревом, соединившись в крепком объятии, долгое время не в силах оторваться друг от друга?
В тот момент Цзян Чэн весь покрылся гусиной кожей.
Ранее он действительно высказал отвратительную для себя догадку об отношениях, которые связывают Лань Ван Цзи и Мо Сюань Юя, но то был лишь способ смутить Вэй У Сяня, словесная атака и не более. Об истинных подозрениях не было и речи. Цзян Чэн никогда не думал, что Вэй У Сянь действительно впутается в подобную связь с мужчиной. Ведь они с детства росли вместе, и Вэй У Сянь никогда не проявлял интереса в этом направлении. Ему всегда нравились только девушки, притом весьма привлекательные. Что уж говорить о Лань Ван Цзи, в его случае это и вовсе невозможно! Всем и каждому известен его нрав праведника, чистого сердцем и мыслями: он не питал интереса вообще ни к единому существу, не важно, к мужчине или женщине.
И все же подобные объятия нельзя было назвать нормой, с какой стороны ни посмотри. По крайней мере, это совершенно не походило на дружеские или братские объятия. Цзян Чэн немедля вспомнил, что Вэй У Сянь с тех пор, как вернулся, намертво прилип к Лань Ван Цзи, а отношение последнего к нему кардинально изменилось, не сравнить с тем, каким оно было в прошлой жизни Вэй У Сяня. Цзян Чэн почти сразу пришел к выводу, что между этими двумя действительно существует та самая связь. Он не мог прямо сейчас развернуться и уйти, но и выходить к ним и уж тем более разговаривать не желал. Поэтому продолжил прятаться, а затем и пошел следом. Теперь каждое их движение, каждый направленный друг на друга взгляд в глазах Цзян Чэна неизбежно нес на себе иной смысл. За считанные минуты непостижимое удивление смешалось с легким отвращением, и в итоге породило жуткую ненависть. Когда же Вэй У Сянь привел Лань Ван Цзи в Храм Предков, сдерживаемая долгое время ярость вновь заклокотала и поглотила разум и все на свете манеры.
Вэй У Сянь, насилу сдерживая эмоции, произнес: «Цзян Вань Инь, ты… сейчас же извинишься”.
Цзян Чэн с язвительной насмешкой переспросил: «Извинюсь? С какой это стати? Потому что помешал вашему милому бракосочетанию?»
Вэй У Сянь гневно выкрикнул: «Хань Гуан Цзюнь — просто мой друг! Какие отношения ты хочешь нам приписать? Предупреждаю, извинись сейчас же, а иначе я буду вынужден тебя проучить!»