- Черт его знает. Тело обнаружила девка, ночевавшая в доме. Боксер заглянул к ней, сказал чтобы готовилась и пропал. Она подождала, а потом, услышав из ванной шум воды, пошла туда. И увидела на полу Боксера. Мертвого. Вроде как наступил на обмылок, поскользнулся и ударился шеей о край ванны. Эксперты нашли и мыло, и волоски на ванной. Следов посторонних в доме нет. У девки просто не хватило бы сил сломать такому бугаю шею.
- А телохранитель где был?
Задорожный в нескольких словах рассказал о действиях телохранителя, что стало известно с его слов:
- Смех и грех получился. Видно, дружки приняли Жердя за злоумышленника и саданули по нему дробью. Парню повезло. Большинство дробинок попали ему в правую руку и ягодицу. Руку немного защитила кожаная куртка. А вот ягодице досталось. Могли и все хозяйство отстрелить. Впрочем, заряд был ослабленный и Жердь больше испугался, чем пострадал. Вот тут и началась катавасия. Сигнализация воет. Девка наверху верещит. Жердь орет. Собаки заходятся лаем. А дружки с соседнего двора никак не могут в дом Боксера попасть. Собаки не пускают. Псов перестреляли бы, но тут патрульная машина подъехала. Кто-то из соседей позвонил. А потом и все остальные подоспели.
- Значит несчастный случай?
- Похоже.
- Слышу в твоем голосе сомнение.
- Я не сомневался бы, не имей мы уже один несчастный случай. С Бекасом. Да и Бугор очень кстати в больницу попал. И опять - случайность.
- Если ты прав: имеем пример очень чистой работы. И доказательств преднамеренного убийства нам вовек не сыскать.
- Но попробовать все-таки следует?
- А куда деваться? Работа такая.
Слухи о проделках жен достигают ушей мужей в самую последнюю очередь. В справедливости этого утверждения Евгению Ходосееву пришлось убедиться на собственной шкуре. В то время, как он уже был готов начать наступление на корпорацию "Цесарь", официально обвинив ее покойного владельца в торговле наркотиками и отмывании грязных денег, мэру Ровска сообщили, что его жена не сегодня-завтра займет кресло директора Фонда Великого.
- Что-то я не пойму вашей игры, - заявил городской прокурор, давний соратник мэра, сверля Ходосеева кабаньими глазками.
- О чем это ты? - не понял Евгений Михайлович.
Прокурор вкратце пересказал циркулирующие в городе слухи.
- Что за ерунда?! - возмутился мэр.
Прокурор лишь пожал плечами и поспешил откланяться. Ходосеев никогда не интересовался личной жизнью жены. О том, что у Любы может возникнуть роман с кем-нибудь на стороне, Евгений Петрович и не думал. Не потому, что не был ревнивым (своих любовниц он ревновал о-го-го!), а просто привык считать жену серенькой мышкой, на которую никто не обратит внимания. Да и сама Люба была слишком робкой, чтобы крутить амуры. А уж интересами и увлечениями жены Ходосеев не интересовался и в молодости. Покупает свои книги, шастает по музеям, и слава Богу. Оказывается, напрасно не интересовался.
Дома Любы не оказалось. Евгений Петрович сел у телефона и задумался: куда звонить? В художественный музей? В Фонд Великого, телефона которого он не знал? А может, самой Бачуриной? Проклятье! Мэр потянулся к трубке, решив позвонить зятю. Но замер: просить, чтобы чекисты искали его жену? Ходосеев позвонил вахтеру и даже против обыкновения обратился к нему на вы:
- Не скажете, как давно ушла Любовь Андреевна?
Вахтер удивился:
- Она уже вернулась. Вместе со Свиридовой, из семнадцатой квартиры.
Перепрыгивая через ступеньки, мэр сбежал на два этажа ниже и позвонил в квартиру художницы.
Дверь открыла хозяйка. Она оказалась на голову выше мэра и больше походила на гренадера в юбке, чем на творческую личность. В крупных лошадиных зубах Свиридовой торчала сигарета. Выпустив в Ходосеева струю дыма, она холодно поинтересовалась:
- Чем обязана?
- Люба... Любовь Андреевна у вас? Пусть поднимется домой.
В ожидании жены Ходосеев яростно мерил шагами зал, то и дело натыкаясь на мебель. Сказать, что он был в бешенстве, означало ничего не сказать. И когда в прихожей раздался звук звонка, Евгений Михайлович метеором примчался к двери и распахнул ее настежь, готовясь обрушить на супругу свой праведный гнев. Но в коридоре никого не оказалось. Лишь на коврике у порога лежал пакет из плотной бумаги.
- Что за глупые шутки? - пробормотал Ходосеев, наклоняясь за конвертом.
Надорвав край пакета, мэр вытащил несколько цветных фотографий отменного качества. Снимки легко можно было бы принять за порнографические, если бы одним из действующих лиц не являлся сам Евгений Михайлович. На каждой фотографии Ходосеев был запечатлен в новой позе и с новой напарницей.
Лишь через пару минут, услышав шаги поднимающейся жены, мэр осознал, что продолжает стоять на лестничной площадке с фотографиями в руках. Он бросился обратно и сунул пакет в портфель.
- Ты что-то хотел, дорогой? - спросила Любовь Андреевна, входя в квартиру.