- Вдова Петра Великого. Во, фамилии у людей, а?
- Вдовушка далеко, а я рядом, - блондинка обвила руками шею Шанхая. - И между прочим, мы с ней почти полные тезки.
- Только фамилии разные и репутации, - хохотнул Генералов.
- Мы все здесь со звучными фамилиями, - опять вмешался Барин. - Хотя я и не претендую на родство с аристократами. С таким же успехом я мог бы носить и фамилию Айвазовский. Леня Айвазовский - звучит?!
- Я Генералов не потому, что мои пращуры генералы. А потому, что они были крепостными или денщиками у какого-то генерала. И я унаследовал их гены. Бар и не люблю, и завидую, и ненавижу... И жить без них не могу. Как мои прадеды. Потому, что не хочу и не умею быть свободным. Хочу лишь насолить барам.
- Ты не обращай на него внимания. Его с телевидения и из газетенки выкинули. Что-то он там одобрительное о нац-социалах ляпнул.
- Это о каких нац-социалах?
- Появились у нас умники, решившие построить коммунизм для одного отдельно взятого города. А для начала стали обкладывать данью банки и фирмы.
- Рэкетиры, что ли?
Барин, вспомнив свое прошлое, скривился, размышляя: не обидеться ли на подобное сравнение. Но затем согласился:
- Своего рода. Они звонили и требовали перевести средства на счета детских домов, больниц и тому подобное. В случае отказа обещали неприятности. Пару раз побили стекла и кинули в офис одной фирмы бутылку с коктейлем Молотова. Придурков, конечно, поймали.
- Я сказал, что это был заговор рабов. Сравнил "нац-социалов" с пугачевцами и разинцами, - вставил Генералов.
- Тогда понятно, за что турнули, - улыбнулся Шанхай. - Пугачева и Разина вспоминать не стоило.
- Прав был классик: все рабы, сверху донизу. - Генералов ударил кулаком по столу. - А мы ничем не лучше наших предков. И бунт наш против существующего порядка - рабский бунт, как наших прадедов, что жгли поместья бар, а потом сидели на пепелище и думали: а дальше как? Кто укажет, когда сеять, когда пахать. Не привыкли жить свободными. Да и хлопотно это, самому отвечать за себя и последствия своих поступков. И приходили новые господа. Устраивали новые порядки. И начинались на мужицких кухоньках разговоры: а старые бары не такие уж и плохие были. И хлеб тогда дешев был, и жить было куда легче. И снова бунт, русский бунт! Черт с ним, что кровавый, обидно - что бессмысленный! Потому, что бунт рабов. Пугачевщина или махновщина - все равно. И то, и другое - восстания холопов. И "нац-социалы" от них не далеко ушли.
- Эх, русская душа - не понятна ни шиша, - заржал Барин. - Русскими жили, русскими и помрем.
- Это ты-то русский? Смесь еврея с татарином. - Генералов обиделся на то, что его перебили.
- Щас как дам по сопатке, увидишь - русский у меня кулак или нет, - потянулся через стол Шаховской.
Шанхай перехватил его руку, вложил в ладонь рюмку с коньяком и подтолкнул обратно в кресло.
- Как мне надоели эти политические разговоры, - громко заявила Татьяна, стараясь разрядить обстановку.
Бакс привстал в кресле и коротко гавкнул. Похоже, он был согласен с гостей.
- Политика для мужиков, все одно что хоккей. Столько эмоций и времени отнимает, а толку, как от козла молока, - поддержала блондинку подруга. А чтобы Генералов не вздумал протестовать, бросилась ему на шею и залепила рот жарким поцелуем.
Татьяна, тезка Бачуриной, уже разливала по рюмкам коньяк.
Домофон в прихожей призывно загудел:
- Любовь Андреевна, вам бандероль, - сообщил вахтер. Люба набросила на халат плащ и спустилась вниз. Вахтер вытащил из-под конторки пакет и протянул Ходосеевой.
- Только что принес посыльный. Я расписался за вас.
Люба разорвала оберточную бумагу и увидела под ней роскошный художественный альбом, посвященный творчеству итальянских художников эпохи Возрождения. Ни открытки, ни записки в бандероли не оказалось. В качестве отправителя указан магазин, в котором Ходосеева недавно приобрела книгу по антиквариату.
- Это я заказала книгу, и ее, наконец, прислали, - почему-то стала оправдываться женщина.
Поднявшись в квартиру, Ходосеева еще раз пролистала страницы книги, но и в этот раз не обнаружила того, что искала. И все-таки она была уверена, что подарок послан Борей.
После увлекательной экскурсии по запасникам художественного музея она часто вспоминала этого обходительного и образованного мужчину. Оказывается, и он помнил о ней. И ведь сумел узнать адрес! Женщина почувствовала непонятное беспокойство. Требовалось немедленно что-то предпринять, оставаться в четырех стенах опостылевшей квартиры было просто невыносимо.
- Пойду, прогуляюсь, - неизвестно кому сообщила Люба.