Если честно, я уже собиралась выдать ей гневную тираду за сообщение, как вдруг она подняла голову…
– Миша только что меня бросил. Он ушел… – очень тихо произнесла она обесцвеченным голосом. На лице было две аккуратные дорожки, оставленные слезами.
Я с шумом опустилась на колени рядом и обняла ее. Не все так плохо. По крайней мере, она не истерит.
Сглазила…
И вот тут начался настоящий апокалипсис…
Вы когда-нибудь пытались успокоить рыдающую девочку?.. Нет?
А девочку, брошенную человеком, которого она любила всей душой и с которым хотела провести всю оставшуюся жизнь?
То еще испытание. Не для слабонервных.
Таких душераздирающих рыданий я никогда прежде не видела и не слышала в своей жизни даже в турецких сериалах. Она плакала, одновременно пыталась говорить, но речь была сбивчивой и совершенно не понятной. Я видела ее разной за всю нашу дружбу, но такое было впервые. В какой-то момент я даже усомнилась, что сердце выдержит такую эмоциональную нагрузку. Вику колотило… Она взахлеб говорила и говорила… Ругала его. Ругала себя. Ругала весь несправедливый мир.
Я встала, нашла в аптечке валерьянку и щедро накапала в стакан.
Она категорически замотала головой, вытирая дрожащей рукой слегка опухший нос.
– Если ты это не выпьешь, клянусь, что волью силой! – пришлось угрожать. А что еще оставалось делать?
Через пару часов измученный терзаниями организм сдался, и она наконец-то отключилась.
А я так и продолжала сидеть, гладя ее по голове. Мне всегда нравился Миша. Серьезный мужчина. Высокий сероглазый брюнет. С разумными взглядами на жизнь. Он казался таким идеальным, даже со своими тараканами в голове. Были случаи, когда я оправдывала его странные поступки и намеренно выгораживала перед подругой, но сейчас я его просто возненавидела за ее нынешнее состояние!
Как человек смог причинить столько боли такому чистому созданию?
Часть меня рвалась на разборки, а другая часть говорила, что все это не мое дело. Но даже сейчас, вспоминая ту ужасную истерику, мне хотелось съездить ему по лицу.
Прошло пару недель, в течение которых я прямо физически ощущала, как теряю свою подругу. Когда-то веселый жизнерадостный человек, превратился в серую тень, тупо выполняющую повседневные механические действия. На меня смотрело без эмоциональное существо. Глаза потухли, смех и вовсе исчез. Нужна была незамедлительная встряска! И тогда ранним субботним утром я заявилась к ней без предварительного звонка, держа подмышкой внушительную коробку.
Она непонимающе переводила взгляд с меня на мою поклажу и обратно, тщетно пытаясь уловить мой замысел.
– Ну, извини! Гробика не нашлось, – я бесцеремонно прошла в квартиру, водрузив пустое картонное изделие на стол. – Собирай сюда прошлую жизнь. И не сдерживайся! Вечером устроим шикарные похороны.
Увидев сомнение в глазах подруги, я резко добавила:
– Могу помочь, но за последствия не ручаюсь…
Вика выставила обе руки вперед в протестующем жесте, и согласилась.
– Я сама.
После обеда мы отправились на дачу. Недалеко от дома был небольшой лес, который и послужил местом упокоения болезненных вещей из прошлого. Я решительно шла впереди, закинув на плечо лопату, как заправский сельский житель. В другой руке несла корзину с вином и едой, захваченными в магазине по пути сюда. Вика же понуро топала следом с коробкой, доверху наполненной воспоминаниями. Так мы ее и закопали на опушке под сосной, осушив при этом почти две бутылки красного вина.
Картинка была та еще, хочу я вам сказать.
Яркие звезды, воткнутая в землю лопата, две невменяемые особы… Хотя нет. Невменяемая особа была одна – и это я. Вику на фоне стресса алкоголь не пронял совсем. Она, как истинная леди, молча скорбела на только что вырытой могилке.
Я подошла ближе и в тишине ночи услышала тихие, но уверенные слова:
– Я никогда не уведу чужого мужчину.
Мы еще немного постояли в темноте.
– Все. Хватит. Пошли домой, – одернула ее за рукав. – Вернемся завтра, если захочешь.