– Должен ли я понимать, что вы, господа адепты, отказываетесь от задания? – Ранор препарировал смельчака таким взглядом, словно уже мысленно выставлял «отвратительно» на зачете.
В ботанической лаборатории повисла испуганная тишина, а потом народ дружно бросился разбиваться на пары, занимать места у рабочих столов и вообще единодушно изображать крайнюю заинтересованность в выращивании здоровой поросли плотоядных цветочков. Или что там нам предстояло сажать и выпестовать.
Я сама уже через минуту стояла на полную изготовку, в смысле, с совочком в одной руке, с деревянным стаканчиком-рассадником – в другой и белобрысым рассадником спеси – рядышком. Мы с ним оказались неделимы и, даже не перемигиваясь, бесшумно образовали дуэт, отпетый и отруганный, почти истинную пару, благословленную араустом.
– Не делай такой озабоченный вид, Эден, – тихо проговорил Илай мне на ухо, пока магистр с холщовым мешочком в руках обходил народ и раздавал разноцветные семена. – Я неплохо знаю ботанику.
– Угу, особенно теорию о тычинках и пестиках, – хмыкнула я.
– Почему теорию? – изогнул он брови. – С практикой тоже неплохо знаком.
Нам досталось ярко-фиолетовое зернышко с крупным желтыми бороздками.
– Маграция или по-простому рейнсверская мандрагора, – прокомментировал магистр. – Книгу о ней вы без проблем найдете в библиотеке в разделе ботаники. Наблюдать за ростом маграции – сплошное удовольствие, это растение полное неожиданностей.
– Оно не убежит из банки? – кисло спросила я, наблюдая за тем, как Илай крутит в руках будущий цветок, пока что больше всего напоминающий протравленную алхимическим ядом косточку персика.
– Не исключаю, – с довольным видом улыбнулся профессор и отошел к следующей паре.
– Он ведь пошутил? – нахмурилась я.
– Сомневаюсь, что он знает, что такое чувство юмора, – покачал головой напарник и положил семечко на стол.
– Как у тебя с теорией садоводства? – полюбопытствовала я.
– Иногда я наблюдал из окна, как Эмрис гоняла садовников.
– Замечательно. С основами ты знаком. – Я протянула ему совок и стаканчик. – Переходим к практике.
– Ты хочешь, чтобы я тебя погонял по оранжерее? – изогнул он брови, выражая удивление и не делая попыток забрать инвентарь.
Я прикрыла глаза, досчитала до пяти и с елейной интонацией начала объяснять:
– Вот это совок, а это рассадник. Вот этим ты берешь землю, вот сюда засыпаешь. Пихаешь будущую маграцию, которая мандрагора, в землю…
– Ты мне должна два сорима, – перебил он, намекая, что должок не грех и отработать.
– Ничего я тебе не должна! – возмутилась я.
– Эден, я правда вообще не смыслю в посадке растений, – попытался он увильнуть от необходимости ковыряться в ведре с землей.
– Совершенствуйся, Форстад! Лучшие повара, наездники и садовники – мужчины. Это почти постулат мироустройства.
– Давай на камень-ножницы-бумага? – предложил он. – Зачем ругаться, пусть все решит случай…
Злая как тысяча рейнсверских крикунов на гнездовании, под чутким руководством аристократической белоручки совком я расковыривала в ведре рыжую затвердевшую, как при засухе, землю и наполняла глиняными комочками стаканчик.
– Аккуратнее, Эден. Ты же не могилу роешь, а копаешь образец ценной почвы из другого мира, – контролировал он процесс, сунув руки – чистые руки, прошу заметить! – в карманы.
Клянусь, я была готова вырыть могилу любому белобрысому придурку, который рискнет и дальше умничать, а потом закопать его в любой почве, необязательно ценной.
– Ты смухлевал!
– Как можно смухлевать в камень-ножницы-бумага? – уточнил он.
– Не знаю, но ты точно смухлевал.
Семечко я сажала без особого пиетета, просто пихнула в землю и плеснула водички. Из-под стаканчика немедленно потекло. Со сдавленными ругательствами мы отпрянули от стола.