Парни сдвинулись, девицы уселись. Дживс, с трудом вернувший дыхание, посматривал с опаской. Пришло время зарабатывать деньги.
– Девушки, познакомьтесь…
Илай многозначительно поднял брови, напоминая о договоре.
– Господин Илай Форстад-младший, – по всей форме представила я.
– Девушки, приятного аппетита, – с улыбкой сытого кота он выстрелил быстрым взглядом на мой поднос с полноценным обедом батрака. – Я, кажется, не расслышал, как вас зовут…
И пока девицы, хихикая и краснея, представлялись, все с тем же любезным видом он переложил в мою тарелку нетронутый кусок мяса. Понимаете? Дополнительный кусок мяса! Будто я действительно сбежала в академию из трущоб, где белые булки видели только по большим праздникам, а котлеты вообще лишь издалека нюхали. Какое оскорбление!
Не произнося ни слова, я вонзила в отбивную зубцы и с чувством вернула ее обратно, но мясо немедленно переместилось ко мне. Кусок был истыкан с такой страстью, словно мы представляли друг друга (я точно представляла Мажора).
– Ребята, – позвала Тильда, – вам никто не говорил, что нельзя играть с едой?
Вдруг стало ясно, что народ примолк и следил за круговоротом еды по тарелкам.
Ситуацию, как, впрочем, и всегда, спас Бади. Он перехватил оспариваемый кусок, возложил на горку еды перед собой и емко объяснил для непросвещенных:
– Полезный белок.
– Слышал, Ботаник? – Тильда бросила выразительный взгляд на Флемма, с индифферентным видом жующего овощное рагу. – За плохую вещь люди не дерутся.
– Спорное утверждение, – парировал тот, наотрез отказываясь покидать ряды убежденных вегетарианцев.
– Так вот! – громко, звонко и очень пронзительно, словно хлопнув в ладоши, произнесла поклонница Форстада. – Илай, меня зовут Аманда!
– Я помню, – усмехнулся тот.
Надо сказать, он был очень мил. На мой взгляд, даже чересчур для человека, завязавшего с девушками. Живо стрелял глазами, рассыпал приторные улыбочки, от которых даже у меня суп казался не соленым, а сладким, и, к тому времени, как я давилась невкусным гарниром, узнавал номер комнаты потенциальной подружки. В общем, четыре сорима были потрачены девицей не зря!
С Илаем мы увиделись только на следующий день, на занятии по флоре Рейнсвера. Я влетела в оранжерею через пару минут после начала и по узкой дорожке, придерживая мантию, чтобы ни один плотоядный куст не попытался раздеть приличную адептку, помчалась в другой конец стеклянного строения, в пристройку, где располагался учебный класс и ботаническая лаборатория.
Группа в полном составе нашлась возле злосчастного арауста. Помахав ладошками перед раскрасневшимся от бега лицом, я пристроилась с краешка. Вроде как не опоздала, а просто держалась подальше от всяких растений, если они не были выкопаны из родной земли нашего, нормального и привычного, мира.
Магистр Ранор, похожий на маленькую птичку, вдохновенно отчитывал двух худых парней, на полторы головы выше его. Тряс крючковатым пальцем и от возмущения трясся сам.
– Да что же вы все издеваетесь над несчастным растением?! – дребезжащий голос звенел. – За последнюю седмицу куст успел выпустить целых три женских отростка и зацвести! Зацвести, понимаете?!
– Видать, от счастья, – пробормотал кто-то.
– Подвинься, Эден. – Илай незаметно пристроился рядом. Судя по всему, он пришел вовремя, спокойно дожидался, пока магистр отведет душу, и вдруг из понятного только аристократам принципа решил потеснить простой народ, то есть меня.
– Сам подвинься и встань туда, где стоял, – огрызнулась я, но тут же спросила:
– С чего Ранор буйствует?
– Ты правда не слышала? К кусту устроили паломничество и оранжерею теперь опечатывают заклятьями.
– На него молятся, что ли? – фыркнула я.
– Проверяют истинные пары.
– Это как? – Я с удивлением посмотрела на Илая.
– Если спеленает, значит, все по-настоящему.
– По-настоящему – это до гробовой доски и общей погребальной урны?