Папа Мэвиса был какой-то шишкой в «Чёрной Стреле», так что он утверждал, будто у него есть неприкосновенность. Он хвастался Данте, что они никогда не возьмут сына Эвана Сандерса, даже если тот кого-нибудь убьёт.
Данте не знала, правда ли это или просто хвастовство, но они действительно никогда не арестовывали Мэвиса так, как её. Поскольку тот придурок-ледянокровка, должно быть, узнал имя Мэвиса из её разума точно так же, как узнал местоположение её черных ящиков, Данте посчитала, что Мэвис, наверное, говорил правду.
Учитывая, что мама Данте зарабатывала на жизнь тем, что делала маникюр и расписывала вывески, она не ожидала, что её в ближайшее время выпустит.
На второй день Данте начала нервничать.
На том этапе она уже подключила слезы. Начала просить, чтобы позвали её маму, твердила, что понятия не имеет, зачем она здесь. Она ныла о том, как ей страшно. Она даже нарочно описалась в штаны, когда ей не дали сходить в туалет. Отчасти она сделала это, чтобы вывести их из себя, но также для того, чтобы убедить этих мудаков-нацистов, как она напугана. Типа, как эта маленькая девочка с дрожащей губой, наделавшая в штаны, может представлять какую-то угрозу?
Мэвис ржал до слёз, когда она рассказала ему об этом.
Это сработало — вроде как.
Ушлепок из СКАРБа, который усиленно допрашивал её, угрожая связать её маму договором, едва не свалился со стула, когда она намочила штаны.
Остаток дня Данте пришлось просидеть в воняющих штанах, но она в основном справилась. Распустила сопли, шмыгала носом и тряслась так, будто перепугалась до чёртиков. Легко было притвориться, что дело отчасти в унижении, но на самом деле ей было пофиг.
Ледянокровка покинул комнату.
Вот это ей и было важно.
Они не могли использовать Мэвиса, она описалась в их комнате допроса, и ящик они тоже не нашли, так что они не знали, что с ней делать. Она была слишком маленькой, чтобы судить её как террористку в штате Нью-Йорк, так что им пришлось последовать правилам судебной системы. От этого они сделались злыми как бешеные барсуки, но ничего не могли поделать.
Один из них даже отключил записывающие устройства и стал угрожать выслать её из страны.
Бредовая угроза, учитывая, что её мать родилась в Бронксе, а Данте ни разу не бывала в Колумбии, откуда якобы происходила семья её матери.
Но в итоге они её отпустили.
Второе обвинение будет сложнее. Она уже балансировала опасно близко к грани, позволявшей судить террористов как взрослых — то есть, к шестнадцатилетию. Зная этих мудаков из СКАРБа, они могли попросту засунуть её в камеру и подождать до дня рождения.
И всё же Данте не думала, что её поймают.
Они с Мэвисом стали намного осторожнее. Даже её жидкий монитор, по сути, являлся эмулятором платёжного терминала. Связанный с главными компами, он был настроен на стирание всех связей в ту же секунду, когда он подвергнется сканированию.
У Данте будет как минимум три, может, четыре минуты после предупреждения до того, как они найдут её на месте.
К тому времени машины и, будем надеяться, самой Данте след простынет.
Мэвис даже достал для них двоих фальшивые паспорта, привязанные к «усовершенствованным» имплантатам. Он уже поколдовал с её имплантатом — федеральное преступление, но оно того стоило, по мнению Данте.
Мэвис бывал крутым в этом отношении, особенно когда дело касалось снабжения её техническими штучками, стоившими бешеных бабок. Она решила, что это как минимум отчасти попытка забраться ей в трусики, но и до этого ей не было дела.
Если придётся установить границы, она это сделает. Он был хорошим хакером-напарником. Ему просто придётся найти другую девчонку и домогаться её.
Пип рассмеялась, показывая на голографического мужчину, который стоял в переулке и улыбался им. Широко улыбнувшись, Данте усмехнулась и покачала головой.
— Готова совершить преступление, девчуля? — спросила она у Пип.
— О, да!
Данте усмехнулась.
— Пора убедить мистера сияющий-страховой-мудак обратиться к Таймс-сквер. Поймать рыбку на крючок, — она сверилась со временем на своём мониторе. — Уже должно немного клевать. Хватит, чтобы протестировать нашего голо-придурка.
Пип рассмеялась. Её зрачки расширились от косяка, который они выкурили час назад, перед тем как уехать из Квинса на метро в центр. Она рассеянно ковыряла прыщик на подбородке, и её глаза как всегда выглядели немного дикими.
Пип была немного чокнутой. Поэтому зависать с ней было чертовски весело — но да, непредсказуемо.