— Моя мама раньше была медсестрой, — говорит Лукас, — Я вызвал бы скорую, но она сказала, что ты будешь в порядке. Мы все еще можем отправиться в больницу, если хочешь.
Будет слишком много вопросов, если мы сделаем это, и Лукас тоже об этом знает. Я качаю ему головой. Как только он берет бутылёк, его мама и Лиам покидают комнату. Он использует большие пальцы, чтобы вытереть мой влажные щеки.
— Спасибо, — прошептал он, а его глаза сияют от непролитых слез. Он отворачивается и моргает. Потом он открывает бутылёчек и выдавливает немного прозрачного лосьона на руку, — Это алоэ, — говорит он, поднимая свои кончики пальцев к моему горлу, и мягко втирает мазь.
— Где твой папа? — спрашиваю я через несколько минут.
— Он уехал по работе. Это случилось в последнюю минуту, — он глубоко вздыхает и выдыхает, — Вот почему я задержался до последнего на выпускной. Я никогда не оставляю Лиама дома наедине с ней. Не был уверен, должен ли даже идти, но Лиам продолжал настаивать, что он будет в порядке, — он на мгновение закрывает глаза, словно молча ругает себя. Когда он снова открыл их, сожаление таится в их глубинах. — В итоге, я решил, по крайней мере, подождать, пока её успокоительное не отправит её в сон. Это заняло больше времени, чем обычно, и предполагаю, что оно не сработало, потому что она проснулась и пошла за ним. Он позвонил мне, когда я танцевал с Софи.
Я киваю и затем пытаюсь вести себя тихо, пока его пальцы мягко двигаются поперёк моей шеи.
— Папу ждёт сюрприз, когда он вернётся домой и увидит её, — он облизывает губы и мешкает, прежде чем задать свой следующий вопрос, — Думаешь, что это насовсем?
— Насовсем, — с уверенностью заявляю я. Зная, что то, что я удалила, не вернётся, — Повреждение в её мозге ушло. Навсегда.
Он кивает с облегчением. Но он быстро успокаивается, закрыв глаза и качая мне головой.
— Я не могу поверить, что ты рискнула. Она могла убить тебя, — его глаза расширяются, — Я могу убить тебя за то, что почти произошло.
Я не скажу ему, что боюсь до смерти, думая, что собиралась умереть. Вместо этого я использую свой сухой, хриплый голос, чтобы сказать.
— Но обернулось же отлично. Так, что ты не убьёшь.
— Это не просто обернулось отлично. Ничто, что ты делаешь, не просто отлично, — он тянет меня в объятия, — Благодарностей не достаточно. Это даже и близко не стоит.
— Ты вообще не должен благодарить меня, — говорю я.
Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня, любопытно наблюдая за мной.
— Я поставила вещи на свои места, — объясняю я, — Я возместила ущерб, причинённый моей бабушкой. Мне жаль, что я не в силах повернуть время вспять и отменить всю боль, что она вызвала твоей семье.
— Не твоё дело восполнять то, что она натворила. Я не вижу смысла.
— А я вижу.
Мы смотрим друг на друга, и тишина тяжелеет под весом того, что произошло здесь сегодня вечером.
— Что вы скажете людям? — спрашиваю я, — Что скажет твоя мама?
— Не знаю. Мы что-нибудь придумаем, и я обещаю, что ты не будешь упоминаться. Она, ммм …, она в основном плакала, когда я нашёл вас двоих, — он потирает лицо рукой, — Увидев тебя лежащую вот так. Я думал …, — он прекращает говорить, но его кадык дёрнулся, когда он прочистил горло.
Я кладу свою руку на его.
Он снова глубоко вздыхает и выдыхает:
— Она помнит все, что сделала нам, — он продолжает, — но говорит, что не могла остановить себя. Честно, я не знаю, как мы собираемся справляться со всем этим, но это должно быть проще, чем мы имели дело до этого.
Я понимающе киваю. Затем я спрашиваю кое-что, что вертелось в моей голове:
— В основном ты заботишься о маме и Лиаме, не так ли? Твой папа оставил всю эту ответственность на тебя?
Губы Лукаса складываются в твёрдую линию. Узнаю его упрямость по его челюсти. Вот так он выглядит, когда не хочет чего-то говорить.
— Лукас?
Он вздыхает.
— Папа недавно заглядывал с проверкой.