Парнишка пришел сегодня на собрание общины с разрешения Леонида Лаврентьевича. Людмила Григорьевна уехала по срочному вопросу за восемьдесят километров. В больнице была тоска смертная — ничего интереснее недавнего подрыва в ней не происходило, и не было надежды, что произойдет — так что Егор решил посмотреть, что это такое — община, и с чем ее едят. Зря только, что именно сегодня: не получится нормально пообщаться после мероприятия, потому как после него у меня запланирована неприятная беседа с главой общины.
По окончании собрания, когда мы смогли пробиться к Ростиславу Алексеевичу, зал уже практически опустел. Лис сегодня был нарасхват. Остались только представители совета общины, у которых дела никогда не заканчивались, моя группа поддержки и заговаривающие до смерти Ярослава Третьяка старушки, которым в принципе некуда было спешить.
Я подошла к главе общины, взяв с собой в качестве группы поддержки только Тоню, которую было попробуй не возьми. Володю, Ара и примкнувшего к ним рысенка попросила утяжелять наш авторитет на расстоянии, чтобы не складывалось ощущения, что мы пришли выбивать из лиса долги.
— Ростислав Алексеевич, — поприветствовала я главу.
— Тамарочка, — расцвел улыбкой лис. — У тебя ко мне какое-то дело?
Тоню он не замечал, судя по всему, принципиально.
— Да. Ростислав Алексеевич, я к вам по поводу Игоря.
— Я его не видел сегодня. А что такое? Не можешь ему дозвониться? — и взгляд такой покровительственно-участливый.
— Не совсем. Дело в том, что позавчера Игорь против воли привез меня к себе в квартиру и забрал охран. И вас прошу, как отца и как главу общины, принять меры.
Расположение бровей лиса на лбу явно свидетельствовало, каким сюрпризом стали для него мои слова.
— Да ну, быть не может! — выпалил он, привлекая к себе внимание присутствующих.
Мы с Тоней переглянулись.
— Вы же не думаете, что я стану врать о таком? — мой голос стал ниже.
Ростислав Алексеевич нахмурился.
— Может, ты что-то неправильно поняла?
— Вряд ли можно неправильно понять, если с тебя срывают охран и угрозами заставляют подняться в квартиру, — не выдержала совушка. — Я, как старший родственник Томы, настаиваю, чтобы ваш сын был наказан!
— Антонина, — лис вынужден был снизойти до совушки и даже не пытался скрыть своего раздражения по этому поводу, — я в состоянии решить самостоятельно, нужно ли наказывать моего сына.
— Очень в этом сомневаюсь. Я требую для него наказания по законам общины, — громко и с ударением произнесла Тоня, которую справедливо взбесил тон главы.
Ростислава Алексеевича на мгновение перекосило. Такие требования — это уже не шутки.
Услышав эти слова, присутствующие члены совета повернулись к нам, а Третьяк оборвал общение со старушками на середине предложения. В зале повисла ошарашенная тишина.
Златов привычным движением одернул жилет, подошел к нам, по-птичьи наклонил голову, внимательно посмотрел на нас, тронул лиса за плечо и поинтересовался.
— Ростислав Алексеевич, что происходит?
— Я пока еще сам толком не понял, Борис Игнатьевич, — сделав над собой усилие, вежливо ответил глава и едва заметно дернул плечом.
— Молодые леди, будьте так любезны объясниться, причем со всей тщательностью, — обратился ювелир к нам с совушкой.
— С радостью, — улыбнулась она немного хищной улыбкой, оттеснив меня локотком.
Тоню разозлили. Зря.
Троюродная вполне могла бы реализовать себя в какой-нибудь организаторской деятельности и даже на любом руководящем посту. За каких-то десять минут она четко и последовательно изложила событийную цепочку, обрисовала все испытываемое мной, ей и в наших лицах всей диаспорой негодование, аргументировала причины, по которым сделала такое серьезное заявление; красочно расписала последствия попустительства подобных действий и выразила искреннюю, пусть и неприкрыто сочащуюся иронией, надежду, что руководящее звено нашей общины примет должные меры по пресечению подобных инцидентов в будущем. Мне оставалось только кивать и изредка вставлять уточняющую информацию.
Пока Тоня пылко ответствовала, к нам подтянулся совет общины полным составом. И даже Ярослав променял своих восторженных слушательниц, которые внимательно прислушивались к происходящему, на нас. И теперь вся эта свора дуалов хмурилась, переглядывалась и давила суммарным авторитетом.
Обычно спокойный Ростислав Алексеевич явно нервничал. Он дернул уголком губ и, подчеркнуто игнорируя совушку, произнес:
— Думаю, нам нужно решать этот вопрос с пострадавшей стороной, а не ее представителями, — заключил лис. — Тем более что представитель в некотором роде скомпрометирован.