- Да дома я уже почти, не волнуйся, - сказала я в трубку.
- Камилла? - услышала я немного сбитый с толку голос Бориса Игнатьевича.
- Ой, простите, - пискнула я, смутившись. – Что-то случилось?
- Я не знаю, как тебе это сказать, - замялся мужчина на той стороне трубки.
Звонок начальника родителей был для меня полной неожиданностью. Интуиция подсказывала, что ничем хорошим это не закончится. Голос мужчины в трубке затих, было слышно только его тяжелое дыхание.
- Камилла, у меня для тебя плохие новости, - сдавлено произнес он.
Мои ноги тут же подогнулись, и я опустилась на скамейку и закрыла глаза.
- В пустыне нашли тело женщины, - мое сердце пропустило удар. – Оно, конечно, в плачевном состоянии, но в сумке, там … - Борис Игнатьевич снова замолчал. - Были найдены документы на имя твоей мамы. Мне очень жаль…
Я перестала дышать. На миг мне показалось, что мое сердце остановилось. Руки задрожали, сотовый упал на колени, скатившись с них куда-то под скамейку, но я даже не обратила на это внимания. В глазах потемнело. Я почувствовала, как ускользаю в темноту. Темнота сгущалась надо мной, а лед пробирался под одежду, внутрь, куда- то в глубину. Воздух, дышать–дышать, но я не могла дышать. Я задыхалась и практически была рада этому. Я не знаю, сколько так просидела.
- Камилла! Камилла! – настойчивый голос Андрея Владимировича, заставил меня открыть глаза.
Все вокруг плыло и потеряло свою четкость, я замотала головой.
- Что ты тут делаешь? Да ты совсем замерзла! – Я почувствовала, как он подхватывает меня на руки и куда-то несет.
Он внес меня в квартиру, звук захлопывающейся за спиной двери резанул по ушам.
- Сейчас, потерпи, потерпи, - он стал снимать с меня пуховик и сапоги. Я подчинялась движениям, как марионетка. Замерзшее тело, оказавшееся в тепле, стало неимоверно ломать, все мышцы и кости заныли, но я лишь поморщилась, ни издав и звука.
- Подожди, - сказал мужчина и куда-то ушел.
Я почти не слышала его, в моей голове звучали слова Бориса Игнатьевича, они сияли в моем сознании огромными огненными буквами.
Опекун вернулся, снова взял меня на руки и понес в глубь квартиры. В ванной уже шел пар и шумела вода. Посадив меня на край ванны, он стал быстро снимать с меня оставшуюся одежду. Ткань, замерзшая на морозе, казалось, отрывалась вместе с кусками кожи, и тут я не выдержала и жалобно заскулила.
- Прости, прости, - отозвался Андрей Владимирович, стараясь как можно быстрее освободить меня от одежды. Как только с этим было покончено, он снова подхватил меня на руки и бережно опустил в горячую воду. Я застонала от боли. Его руки разминали замерзшие мышцы. Казалось, мужчину совсем не трогал вид обнажённого тела. Я тоже не чувствовала неловкости и стеснения - я вообще ничего не чувствовала, только боль, физическую и душевную, вторая была сильнее. Хотелось избавиться от нее любым способом. Выдрать ее из себя. Все те переживания, что были до этого, казались мелочью, укусом комара.
Вода отдала свое тепло и помогла телу справиться с холодом, но холод в душе проникал все глубже. Он сковывал меня, мешая говорить, двигаться. Андрей Владимирович заставил меня подняться и, закутав в полотенце, отнес в постель.
- На, выпей, - он подал мне бокал с янтарной жидкостью на самом дне, по запаху это был алкоголь.
Я замотала головой.
- Пей, - его голос прозвучал настойчивей.
По его взгляду я поняла, что если не выпью, он сам зальет мне это. Я схватила бокал и выпила все одним глотком. Жидкость обожгла горло, заставляя задохнуться. На глазах выступили слезы. Андрей Владимирович перехватил бокал из моей руки.
- Вот и хорошо, - улыбнулся он одобряющее, - а теперь отдыхай.
Он уже хотел уйти, но я схватила его за рукав.
- Останься со мной, пожалуйста,– мой голос звучал хрипло.
Я чувствовала. Я знала, что стоит ему закрыть за собой дверь, как тьма и холод захватят меня полностью. Я ничья, я никому не нужна, и мама, а может, и отец, больше никогда не вернутся. Они мертвы.
«Мама мертва!» - эта мысль, оформившись в моей голове, острым ножом врезалась в сердце.
Рыдания, застрявшие где-то в горле, вырвались наружу. Андрей Владимирович прижал меня к себе. Я цеплялась за него, казалось, только его присутствие, его тепло может хоть как-то растопить этот лед внутри, разогнать тьму внутри. Тьму, в которую я падала, в которой не было ничего, кроме боли и отчаянья.
Я отстранилась, заглядывая ему в лицо. В его взгляде читалось непонимание и нежность. Он ничего не знал, но ни о чем не спрашивал. Не совсем понимая, что делать, что нужно сделать я подчинилась порыву.