- Снимай быстро! - рявкнул он. - Да где же это? – ворчал он себе под нос.
Я услышала, как звякнуло стекло - видимо, одна из пробирок сорвалась с полки и разбилась; но он даже не обратил на это внимание. Я, очнувшись от ступора, принялась расстегивать блузку, но пальцы в резиновых перчатках слушались плохо. Жжение становилось сильнее и заставляло меня морщиться от боли.
Он подошел ко мне с бинтом и бутылкой с чем-то странным. Видя, что я еще в блузке, поставил их на стол и, взяв блузку за концы, рванул их так, что пуговицы разлетелись по полу.
«А она мне нравилась», - только успела подумать я.
- Это уменьшит ожог, - объяснил он, прикладывая бинт, смоченный в растворе, к покрасневшей коже.
Я лишь кивнула. Опустив голову, почувствовала, что кожа на моих щеках горит не меньше, чем ожог. Неоднозначная ситуация - сидеть в подсобке с учителем полуголая.
- Тебе повезло, что это была азотная кислота, - его рука все еще прижимала бинт к моей груди. – Как же ты так неосторожно?
Я, наконец, подняла на него взгляд. В его глазах читалась неподдельное беспокойство. Мне захотелось рассказать о выходке Селезневой, но с одной стороны, я не была стукачкой, а с другой - если я сдам Ксюшу, то в следующий раз в меня полетит пробирка с серной кислотой. Нет, лучше разобраться самой. Я промолчала.
Жжение утихло. Андрей Владимирович приподнял бинт. На месте покраснения образовалось желтое пятно.
- Все будет хорошо, - констатировал он. – Ожог несильный. Через пару дней все пройдет.
Я снова кивнула, не в силах произнести ни слова и краснея как дурочка. И тут меня осенило. В чем же я поеду домой? Блузка безвозвратно испорчена, кислота разъела ткань, да и пуговицы. Устраивать дефиле по всей школе в одном бюстгальтере? Нет, ни моя психика, ни тем более психика окружающих этого не выдержит. И тут я почувствовала тяжелую ткань на моих плечах. Андрей Владимирович накинул мне на плечо свой пиджак.
- Думаю, так ты сможешь дойти до машины?
Я кивнула, продевая руки в рукава и застегивая пуговицы. От пиджака исходил приятный запах, я невольно потерлась об него щекой. Интересно, что за парфюм? С гордо поднятой головой я прошествовала к выходу из школы.
В автомобиле снова воцарилось молчание, даже музыка не спасала. Провожая взглядом остальные машины, я, наконец, решилась.
- Андрей Владимирович?
- Да? – отозвался он.
- Я хотела извиниться за вчерашнее. Я правда не хотела.
- Забыли, - его голос прозвучал чуть холоднее, чем раньше.
Я снова замолчала, разглядывая дорогу. На душе скребли кошки. А все мое проклятое любопытство. Интересно, когда он попросит меня забрать вещи?
- Мир? – вдруг спросил он.
Я ошарашено посмотрела на опекуна. Он протягивал мне руку.
- Мир, – пожала я его ладонь.
Он улыбнулся:
- Кстати, Самойлова, ты справилась с контрольной. Пять.
Я тоже улыбнулась. Может, все не так уж и плохо, и нам удастся, наконец, найти общий язык? Я сильнее натянула на себя его пиджак и закрыла глаза, наслаждалась запахом неизвестного парфюма.
7 глава. Благими намерениями...
«Какие же заботливые у меня учителя», - думала я, сидя над учебниками.
Забота их выражалась типично педагогически - они решили загрузить меня учебой. Нет, меня и раньше посылали на различные школьные олимпиады – все–таки отличница, идущая на золотую медаль. Но сейчас они явно сговорились. Меня отправляли практически на все: от математики и английского, на которые я ездила обычно, до химии и истории, с которыми дело обстояло не плохо, ну, не настолько, чтобы соревноваться с другими «ботаниками» в задачках уровня первого курса института. Короче, сидела я за учебниками чуть ли не круглосуточно. С Ромкой встречалась от силу раза два за последнюю неделю. Он сердился, ругаясь по телефону; я обещала сходить с ним в кино, но, уставшая, просто валилась на кровать и засыпала.
- Камилла, - сквозь сон услышала я свое имя. – Камилла, просыпайся.
Глаза упорно не хотели открываться, а мозг работать. Хотелось поглубже зарыться под одеяло и сделать вид, что ничего не слышала. С моих губ чуть не сорвалась привычная фраза: «Еще пять минут, мама». Мама… Мысль о родителях больно кольнуло сердце: захотелось одновременно провалиться в сон и заплакать. Чье-то прикосновение, которое мне явно не снилось - и мысли об истерике сразу же улетучились. Я подпрыгнула на кровати, распахивая глаза. На моей постели сидел Андрей Владимирович.