– Не может быть! – Утгарда-Локи сжал огромные кулаки. Невзирая на зверей, он все равно потянулся вперед. – Как ты смеешь!? Это мое!..
– Прочь!
– Не смей указывать мне! – прогремел одноглазый бог, и его морщинистое лицо исказила ярость. – Десятки лет я искал дочь, что ты скрывал от моего взора! – от гнева, Один даже перестал выражаться стихами.
– Она пришла в мое царство сама! – Утгарда-Локи оскалился и брызнул слюной. – И сама же отняла свою жизнь! Сейчас же твоего дела здесь нет, не вмешивайся и уходи из моих владений! Ты не имеешь здесь никакой власти!
– Я явился на зов и сам решу, когда мне уйти.
– Это не Асгард, чтобы ты диктовал здесь свои законы! Но забирай девку и проваливайте вместе! Воин мой! Он отрекся и не заслуживает твоего внимания.
– Как я могу оставить того, кто спас мою дочь от вечного плена? – густые брови Одина сошлись.
– Но ты не можешь ничего изменить, – справившись с волнением, Утгарда-Локи нацепил на лицо привычную фальшивую и самодовольную ухмылку.
– Я – нет, – согласился Один. – Но ты... в тебе живет частичка Христ, – он посмотрел на Кристину. – Однажды, я уже лишился одной из своих дорогих дочерей. В гордыне я презрел ее желания и обрек на гибель. Впредь я не повторю подобной ошибки. Тебе уготовано место в Асгарде, среди валькирий, твоих новых сестер. Ты можешь отправиться к ним прямо сейчас, со мной. Но скажи мне – чего ты хочешь?
– Хочу… – стерев с лица слезы, Кристина взглянула Одину в лицо. – Я хочу, чтобы Ульв вернулся. Хочу быть рядом и, если не Вальхалле и не в этой жизни, то в Хель!
– Глупая девчонка, – Утгарда-Локи скривился, но Один проигнорировал это.
– Стало быть, ты желаешь разделить с этим смертным его судьбу?
– Да… – кивнула девушка и, добавила. – Отец.
– Что ж… – морщины на лице Одина разгладились. – Ульв Пеплогривый достойный воин. Даже среди моих эйнхериев найдется немного подобных ему храбрецов. Если ты готова доказать свои чувства, то можешь поделиться с павшим героем своей силой, но знай, тогда ты станешь смертной.
– Мне все равно!
– Быть посему, – кивнул Один.
– ЧТО?! – взревел Утгарда-Локи. Он рванулся было к девушке и Ульву, но отступил, ослепленный исходившим от Кристины сиянием.
Крылья девушки распадались золотыми искрами, что падали на окровавленное тело воина и угасали, впитываясь в кожу. Раны Ульва затягивались прямо на глазах: кости вставали на место, зарастая плотью, в пустой глазнице появился новый глаз, а на щеки вернулся живой румянец.
– Сделка есть сделка, но ты просчитался, – Один улыбнулся в усы. – В битве со змеем, Ульв верх одержал. Воин не пал – его дух, в его теле. Ты обхитрил сам себя, великан.
В бессильной ярости Утгарда-Локи переводил свирепый взгляд с Кристины на Одина. Он сжимал и разжимал кулаки, а зубовный скрежет великана был настолько громким, что, казалось, будто перетираются две каменные плиты.
– Я этого не забуду, девчонка! Владыка Утгарда всегда возвращает долги. Мы еще встретимся! – прорычал Утгарда-Локи и, обернувшись гигантским орлом, улетел прочь.
– Запомни эти слова, девочка, – Один проводил великана задумчивым взглядом. – Утгарда-Локи злопамятен.
– Да и черт с ним, – Кристина даже не посмотрела в ту сторону. Она не могла отвести глаз от Ульва и ласково гладила еще не очнувшегося мужчину по волосам.
– Но Утгарда-Локи прав, – задумчиво протянул Один. – Ульв сам отказался от места в Вальхалле.
– Но он сделал это ради меня! – возмущенно парировала Кристина.
– И что это меняет? Но, – Один поднял руку, призывая негодующую девушку к молчанию. – Покуда воин жив, он всегда может заслужить место в моих чертогах. Держите путь в новые земли, где вас ждет еще множество приключений, за которыми я буду наблюдать. Не разочаруйте меня и берегитесь мести ётунов.
Один пришпорил своего чудного коня и тот поднялся на дыбы, унося всадника в звездное небо.
Глава 8
— Ну вот зачем ты так? – Кристина сидела на круглом холодном камне и наблюдала за тем, как Ульв, орудуя новым топором, разбивает кладку дракона – одной яйцо за другим.
Как оказалось, вместе с даром от Утгарда-Локи, Ульв в некоторой степени получил и память некогда обитавших в этих пещерах Изгнанных. Точнее даже не их память, а воспоминания “Расхитителя” – именно такое звучное имя носил топор Сгурра Братобоя, которым он и убил своих братьев ради места вождя, за что и получил свое прозвище.