— Да, но мама так не считает.
— Даже если так, какая разница? Почему она не позволяет тебе помочь? Или это папа не разрешает тебе ей помогать? — закипаю я. — Это он, да?
Я злая до чертиков, но мама помогает мне остыть.
— Не в этом дело, — спокойно говорит она, поднимая руку. — Твоя бабушка не хочет иметь никакого отношения к твоему отцу — моему мужу. Она лучше будет жить в нищете, чем примет его помощь.
— Но это безумие. Еще пара лет — и стены обрушатся, погребя ее под собой!
Мама испуганно смотрит на меня.
— Не знала, что все настолько плохо.
— А стоило бы! Почему ты не знаешь? Почему, черт возьми, ты не съездишь ее проведать? — И почему раньше эти вопросы не приходили мне в голову. — Ты вообще летала на похороны дедушки?
— Конечно, летала! — рявкает она.
— Правда? Когда? Что-то я не помню.
— Ты была с друзьями в Хэмптонсе.
— Но я не знала, что ты полетела! Почему ты не позвала меня с собой? Ты ведь знала, что я не откажу!
— Да, я…
— Что? Почему?
У нее бегают глаза, и она с трудом подбирает слова.
— Мне… нужно было поехать туда… одной.
— Но почему? Не понимаю!
— О Дейзи… — вздыхает мама.
В замешательстве смотрю на нее.
— Расскажи!
Она смотрит на меня, и в ее глазах я вижу боль. Потом отводит взгляд и твердо отвечает:
— Просто хотела провести время с мамой, побыть рядом с ней, не беспокоясь о тебе. Ясно?
Качаю головой.
— Нет. Дело не в этом. Есть что-то еще. О чем ты умалчиваешь?
— На сегодня хватит. — Она встает и выходит из столовой.
— Нет, не хватит! — Иду за ней в кухню. — Выкладывай, что происходит?
Кандида моет посуду. Настороженно смотрит на нас и торопливо исчезает. Наверное, она испугалась, услышав, что мы говорим на другом языке. Вероятно, и не подозревала, что в нас есть итальянская кровь.
Мама отворачивается от меня к дальней стене.
— Эй! — кричу я. Подхожу к ней и разворачиваю лицом к себе. В ее глазах слезы и… что-то еще. Страх? — В чем дело? Ты должна мне рассказать. Обязательно.
— Ладно, — говорит она.