— Сядь, Кристин. — На самом деле маму зовут Кристина — я узнала об этом в одиннадцать лет, но отец всегда предпочитал английский вариант.
— Я только хотела попросить Кандиду приготовить что-нибудь для Дейзи.
— Я не го… — начинаю я, но отец кричит:
— Кандида! — Тут же прибегает кухарка. — Принеси ужин для Дейзи.
— Да, сэр. — Она убегает.
Выдвигаю стул. Нельзя сесть прямо посередине, поэтому устраиваюсь в трех стульях от отца и в четырех от матери. Не знаю, почему выбрала сесть поближе к отцу, но, наверное, потому что до сих пор хочу заслужить его одобрение.
— Тебе надо подстричься, — заявляет он.
Я не собрала волосы в пучок, и они свободно струятся до середины спины. Не отвечаю.
Моему отцу сильно за пятьдесят. Он уже седой, с серыми глазами. Его редко можно увидеть не в костюме.
— И пройтись по магазинам не помешает, — добавляет он, глядя на мой любимый зеленый джемпер, тот самый, который был на мне в тот день, когда Уилл в меня влюбился. «Нет, нет, нет, не думай о нем…»
Собираюсь с мыслями.
— У меня достаточно одежды, спасибо, — сухо отказываюсь я.
— Неправда, — парирует он, отрезая кусочек моркови и накалывая его на вилку.
— Откуда ты знаешь, сколько у меня одежды? — Опять во мне просыпается бунтующий подросток.
— Слуги доложили. — Отец кладет морковь в рот и жует, холодно глядя мне в глаза.
Отвожу взгляд. Ну конечно.
Кандида приносит тарелку с едой.
— Большое спасибо, — сердечно благодарю я, когда кухарка ставит прибор передо мной.
Она спешит уйти, не отвечая на мою благодарность. Отважно смотрю на отца и упрямо говорю:
— У меня здесь полный шкаф одежды.
— В ней ходить уже нельзя.
— Почему? Ей всего три года.
— Вот именно. Что подумают люди?
Подавляю вздох. Спорить бесполезно. Отец всегда уверен в своей правоте, и любые пререкания с ним — напрасная трата времени. Честно говоря, единственный раз я поступила вопреки его воле, переехав в Лос-Анджелес. Должно быть, для него это было потрясением…
— У тебя еще остались деньги на счету?
Наверное, он о тех десяти миллионах. Наверное, думает, что я вернулась попросить у него денег, поскольку поиздержалась. Молча киваю вместо ответа.
— Пусть там и будут. Поговори с Мартином, он поможет.
Мартин — это адвокат и личный помощник отца, почти член семьи. Вот только я его не выношу с тех самых пор, как мне исполнилось тринадцать, и он начал строить мне глазки. Жирный, лысый, отвратительный. Вздрагиваю, вспомнив: именно он первым заметил, что у меня появилась грудь.
«Надо попросить твоего папочку дать тебе денег на лифчик и маленькие трусики…»
Нож и вилка отца звякают о тарелку, и я выныриваю из воспоминаний о прошлом. Он поднимается из-за стола.