— Были прецеденты?
— Ни единого, прогнозы очень… очень оргазмичные, — многозначительно заметила я.
Последнее слово заставило немецкого переводчика нервно пролистать словарь.
— Девочки, а это о чем вы? Что за устройство? — не выдержал он.
— Да есть тут один… агрегат, — Натали едва удерживалась, чтобы не прыснуть со смеху.
— Можешь рассказать? Я хочу в курсе дела оставаться.
Наш наивный мальчик никогда не отличался скоростью реакции.
— О, это не ко мне, — Натали покачала головой и не торопилась прекращать шутку. — Это к Лоре, она лично испытания проводит.
— Подольская, с огнем играешь, — подала голос Анна.
Очень захотелось грубо высказаться в ответ.
Разумеется, относительно личной жизни фон Вейганд подробностями не делился, про заметный прогресс в английском молчал и с испанским больше не светился. Зато многозначительно произнес:
— Better tell nothing to Anna (Лучше не рассказывай ничего Анне).
Мои настойчивые расспросы побудили его приоткрыть завесу тайны. Одна-единственная фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы.
— When I asked about you she said you love your boyfriend (Когда я спросил ее о тебе, она сказала, ты любишь своего парня), — фон Вейганд задумался и несколько неуверенно произнес: — Leonid? (Леонид?)
Я настолько поразилась, что забыла опять прокомментировать его блестящий английский. Наверняка он знал гораздо больше, чем стремился показать. Наскучило ломать комедию? А вдруг шеф-монтажник так же прекрасно владеет русским языком?! Это заставляло меня сожалеть о многих неосторожно брошенных фразах.
На данный момент я решила отсрочить казнь своей «опять бывшей» подруги. То ли пряники смягчили меня, то ли еще что. Я решила просто ничего не говорить. Пусть Анна не догадывается о моих познаниях. Конечно, можно наброситься на неё с криком «Сука, говори правду!» или банально с кулаками. А смысл? Что это изменит? К тому же, когда ты счастлив, подобные мелочи мало затрагивают. Прими к сведению, будь осторожен. Вроде всё.
— Збят уздалые игруш-ш-ш-ки! — громогласный напев Хламиды заставил нас поперхнуться пряниками. — Ай нид транслэйтор-р-р (Мне нужен переводчик).
— I’ll go (Я пойду), — добровольно вызываюсь.
— Правда хочешь? — недоверчиво кривится Натали.
— Проветрюсь.
Мне не слишком улыбается сидеть в кабинете. Во-первых, напрягает присутствие Анны. Пусть я ничего не собираюсь высказывать, приятного мало. Во-вторых, немецкий переводчик теперь не отцепится с «агрегатом». Лучше поброжу по родному заводу, подышу свежим выбросом.
Выезд на площадку обещал быть коротким. Хламида с воинственным видом оббежал несколько объектов, я равнодушно семенила следом. Всё шло по плану. То есть ничего из оборудования не работало и не устанавливалось должным образом. В заключение осмотра мы спустились в гидроподвал. Хламида развил бурную деятельность, осматривая каждый винтик, падал на колени, катался по полу, пытаясь исследовать труднодоступные места. Его штаны неумолимо сползали, открывая сомнительной красоты виды. Я достала мобильный и скромно клацала кнопочки в сторонке. От искушений надо держаться подальше.
Когда мы поднялись на поверхность, Хламида издал удивленный рык и застыл на месте. Я тоже застыла и, мягко говоря, офигела. Очень мягко говоря.
Дымовая завеса насыщенного серо-буро-черного оттенка клубилась просто перед нами, с каждой прошедшей секундой стремительно приближаясь, набирая обороты. Отвратительный запах наполнил легкие.
«Я слишком молода, чтобы умирать», — натягиваю ворот свитера на нос, чтобы вдыхать поменьше неведомой фигни.
«Я не успела составить завещание», — горло скребет, начинаю кашлять, а глаза слезятся.
«Мне и завещать-то нечего!» — вот это на пороге смерти особенно неприятно осознать.
«Какое на фиг завещание? Я не хочу умирать!» — вопит внутренний голос.
— Лора, ви маст лив фром хир (Лора, мы должны уйти отсюда). Р-р-райт нау! (Прямо сейчас!) — Хламида быстро делает несколько исторических кадров напоследок, хватает меня за руку и тащит на выход.
Здесь, как в «Адмирале», съемка запрещена, но, ежели никто не видит, можно, только осторожно.