Фон Вейганд трется бородой о мою шею, гладит волосы и шепчет свое извечное «моя». Интересно, знает ли он, что у меня внутри всё пылает, как хочется мне ощутить его там, глубоко, сильно, жестко, так, чтоб до боли, до хрипов, чтоб у меня синяки ещё пару недель не сходили, чтоб я ноги сдвинуть не могла.
Смотрю в его потемневшие глаза и понимаю — он знает.
— You must live here. With me. I want (Ты должна жить здесь. Со мной. Я хочу), — пальцы фон Вейганда нежно скользят по моей шее, заставляя дрожать и покрываться мурашками.
Скорее получится подружиться с нильскими крокодилами, чем добиться разрешения моей мамы на постыдное сожительство.
— It is impossible (Это невозможно), — тихонько вздыхаю.
Шеф-монтажник резко переворачивает меня на спину, коршуном нависает сверху.
— You will live with me (Ты будешь жить со мной), — его пальцы ласкают мои губы, порхают легко, словно крылья бабочки. — It is decided (Это решено).
— No (Нет), — дыхание сбивается. — I can’t (Я не могу).
— What should I do? I will do (Что мне нужно делать? Я сделаю), — заверяет фон Вейганд.
Ничего не нужно делать. Самостоятельно могу разрушить свою благополучную жизнь. Ведь это того стоит. Мой миг Эдема. Мой грешный уголок рая.
— Just kiss me (Просто поцелуй меня), — слабо улыбаюсь и строго напоминаю, чтобы не надеялся на большее: — Only a kiss (Только поцелуй).
После нас хоть потоп. Сколько бы ни длилось это мгновение, уверена, оно того стоит. Не стану думать о будущем. Хочу жить здесь и сейчас.
***
Пришлось разругаться с родней в пух и прах. Это не первая и не последняя глупость в моей жизни.
Сижу на пороге дома, трясущимися руками сжимая сумку, набитую наиболее важными вещами. Я сама не верю, что сделала это. Ради любви? Ради похоти? Найти бы себе благородное оправдание.
Я до сих пор не верю, что ушла. Почти не сожалею.
Буду жалеть потом. Обязательно буду. Потом. Не сейчас.
Был не просто скандал. Был самый грандиозный скандал в моей жизни. Повезло, папа уехал в командировку, а иначе пришлось бы туго.
Мама мне сначала не поверила, потом отказывалась верить, падала в обморок и пила валерьянку. Бабушка взывала к моему разуму, который давно покинул тело.
— Я всё равно уйду, — повторяю упрямо. — Я с ним давно сплю. Чего вам бояться? Мы предохраняемся, всё самое страшное уже случилось.
Мама говорит много правильных вещей. Он не женится на мне, ведь мужчины не женятся на тех, с кем спят. Как я вообще могла? О чем я думала и чем? Где моя женская гордость и чувство собственного достоинства? Мужчина должен женщину добиваться.
— Я всё решила, — заявляю в сотый раз.
Мама угрожает, говорит, что на работу пойдет, с начальником поговорит.
— Я совершеннолетняя, — резонно напоминаю.
Они не могут удержать меня. Ни слезами, ни закатыванием истерик. Шантаж не поможет. Ничто не поможет. Где-то внутри невыносимо больно причинять ближайшим людям страдания. Загоняю неприятные ощущения глубже. Понимаю, это неправильно, это ошибка. Я ничего не знаю о фон Вейганде. Это даже не любовь, а помутнение рассудка.
Безумие, въевшееся под кожу.
Страсть, текущая по венам.
Сотни бесполезных слов.
Он чужой, посторонний человек, которому плевать на мои эмоции. Он способен исчезнуть из моей жизни столь же внезапно, сколь появился. Осознаю прекрасно.
Но мне плевать.