— Камень вибрирует на той же частоте, что и мой голос, создавая звук с помощью ревербераций. Это как струна на скрипке. Всё, что для этого требуется — это использование заклинания усиления на кристаллах корунда, и чтобы они заряжались небольшим количеством маны. Конечно, заряд когда-нибудь закончится, но вибрации очень мало используют его.
— Не знаю, чему ты улыбаешься, — огрызнулся Гарольд. — Я бы хотел, чтобы вы никогда не публиковали свое открытие. Это идеальная пропагандистская машина для моего отца. Он ежедневно произносит речь о том, что гномы стоят за нападениями наковальников, как они убили бедного, невинного Руфуса в качестве предупреждения нам. Меня тошнит от этого.
— Жаль, что у нас не было этой возможности раньше, — тяжело выдохнул Флетчер. — Все бы услышали признание Джеффри.
Сильва встала. Последние несколько минут она сидела молча, но теперь её рот был полуоткрыт, а глаза блестели в тусклом свете огня.
— Есть способ, — выдохнула она. — Он может всё разрешить.
Флетчер уставился на нее, не в силах поверить в услышанное. Что за идея у неё?
— Вам не нужны генералы, — продолжала Сильва, обращая свой взгляд на Гарольда. — Или нобили. Вам нужен народ.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Гарольд. — Какой народ?
— Почему, по-вашему, Альфику нужно выступить с этими речами? — спросила Сильва. — Почему он и триумвират отправили Джеффри во фрейм Кресс? Почему они установили эти бомбы? Потому, что они нуждаются в народе Гоминиума на своей стороне. Солдаты, фермеры, кузнецы, шахтеры, заводские рабочие. Они — бюджет войны. Считаете ли вы, что он мог бы разрешить массовую резню гномов без их поддержки? Без этой сфабрикованной лжи?
Гарольд уставился на Сильву, его лицо было невыразительным; единственный признак эмоции — мягкое движение челюсти, когда он стиснул зубы.
— Это правда, — сказал он наконец. — Конечно это правда. Если люди узнают, что гномы невиновны, что их обманули, они никогда не позволят этому продолжаться или преступникам остаться безнаказанными.
Она замолчала, словно удивилась своим словам.
— Что вы ожидаете от меня? — вздохнул он. — Сделать своё объявление, показать записи? Мой отец постоянно присматривает за мной, а завтра вечером на балу я должен официально утвердить благородные дома Серафима и Дидрика. Я никак не смогу незаметно ускользнуть и добраться до клеща.
— Но не мог… — начала Кресс, но Гарольд резко прервал её.
— И даже если бы мне удалось добраться до него, что тогда? Мой отец узнал бы, что я пошёл против него. Это была бы гражданская война, со знатью и генералами по обе стороны. Нет, это не сработает.
— Не ты, — сказал Отелло, поднимая голову с рук. Он повернулся к Флетчеру и медленно кивнул. Это было безумие… но это был их единственный выход.
— И кто тогда? — прорычал Гарольд.
— Мы, — сказал Флетчер.
Глава 24
ФЛЕТЧЕР НЕ МНОГО ПОМНИЛ о поездке в трясущейся карете в Корсилиум, или Арктуре, который вел их вверх по лестнице, о пыльных кроватях таверны «Наковальня». Это было туманное сочетание сна и бодрствования, скрытых перешёптываний и украдких взглядов из-за занавесок кареты.
Он проспал всю ночь, и, казалось, также большую часть дня, свет в окне номера, когда был разбужен запахом готовки, был серым, характерным для зимнего дня. Кровать Отелло была пустой, поэтому он спустился по деревянным ступенькам в поисках источника, споткнувшись о брошенный ботинок, который он скинул ночью перед этим.
Он был ужасно голоден, его желудок сводило, как сжатый кулак, с каждым вдохом аппетитного аромата снизу. Перескочив последние ступени, Флетчер наткнулся на столики, около барной стойки, небрежно сдвинутые вместе и заставленные тарелками с дымящейся едой. Там были жареные яйца с жирными, золотыми желтками и еще шипящие сосиски толщиной в запястье. Хрустящие, толсто нарезанные ломтики картофеля лежали в мисках, подрумяненные до совершенства, увенчанные гарниром из парового шпината, посыпанные жареными зубчиками чеснока и веточками эстрагона. Стеклянные кувшины с мясистым апельсиновым соком вместе с кувшинами кристально чистой воды завершили картину.
Это был праздник, который мог накормить небольшую армию, но только пятеро сидели за столом, уже ополовинив еду. Его товарищи делали больше, чем просто хмыкали в его сторону. Они пожирали пищу, как будто она может исчезнуть в любой момент. Во главе стола был кто-то другой. Фигура, одетая в зелёные одежды, которая была такой же короткой, как у Отелло и Кресс.
— О, посмотрите, кто наверху! — сказал знакомый голом.
Это была Брисс, мать Отелло. Флетчер ухмыльнулся и наклонился, чтобы подарить ей большое объятие, которое она нежно вернула.
— Поторопись и принимайся за еду, — сказала она, показывая на место рядом с остальными. — Отелло показал мне кусочек того вяленого мяса, что вы ели последние несколько дней. Ужасно!
Флетчеру не нужно было повторять дважды, он помедлил только, чтобы схватить нож и вилку, прежде чем наполнить рот. Следующие несколько славных минут были потрачены на жевание и глотание в тишине, пока его подбородок не был заляпан желтком, а живот стал полнее, чем когда-либо в его жизни.
— Твоя мать уже поела, бедняжка, — заговорила Брисс, заполняя пустоту разговором. — Таисса наверху присматривает за ней. Теперь она будет вымыта и уложена в постель. Король сказал, что позаботится о ней лучше всех в Гоминиуме, не беспокойся.
В конце концов, еда каким-то чудесным образом была сведена к нескольким маленьким кусочкам.
Отелло выдал преувеличенный стон и погладил свой выпирающий живот.