— Думаешь, стоит его воскресить ради благого дела? — Мэтью завел мотор, и мотоцикл плавно тронулся с места.
— А можно? — тихо спросила Регина.
— Все возможно в этом мире, было бы желание и… — последние слова Мэтью перекрыл рев двигателя.
ГЛАВА 17
Стоило им переступить порог «логова», как Мэтью отбросил в сторону сумку, схватил Регину в охапку и понес в спальню.
Она не возражала. Хотелось забыться в мужских объятиях. Не думать, не ждать, не помнить…
Но она помнила. Идеальные холодные черты, совершенную статую с осиновым колом в груди. Тихий смех и касания ладоней. Ровные строчки со старомодными завитушками. Память словно смеялась над ней, подсовывая вместо причин для ненависти — что-то совсем другое. Неправильное. Невозможное.
Лоренцо мертв.
А она — жива. Ей очень надо поверить в то, что она жива. Она и Мэтью.
Регина вцепилась в мощную шею, вдохнула терпкий, отдающий шерстью и потом мужской запах, лизнула соленую кожу. Мэтью что-то тихо не то простонал, не то прорычал, Регина разобрала лишь что-то про «замкнуть круг» и «хочу тебя».
— Хочу тебя, — повторила она, вжимаясь в горячее напряженное тело и с наслаждением слушая, как ускоряется ритм волчьего сердца. — Мэ-эт…
Он все с тем же полурыком бросил ее на кровать, упал с ней рядом, впился в губы поцелуем — жестким, властным, голодным.
Да. Да, Мэт, именно так! Заставь меня забыть обо всем, кроме тебя. Заставь почувствовать себя живой!
Она ответила на поцелуй, зажмурившись и повторяя про себя: Мэтью, Мэтью. Как заклинание. И подалась навстречу его внезапно неловким рукам, стягивающим с нее одежду… сердито застонала: медленно, слишком медленно!
Мэт словно услышал ее мысли. Рванул тряпки прочь — с треском, раня ее кожу, оставляя красные следы. Поцеловал, почти укусил, в ключицу. Навалился сверху, вжимая ее в кровать.
Регина мимолетно удивилась: ей совсем не больно! Наоборот, хорошо, словно обычных ласк — мало, безнадежно мало, словно ее кожу покрывает броня, которую не растопить поцелуями, только пробить, прокусить…
Она помотала головой, отгоняя странные мысли и желания. Очень странные. Не ее.
Она — нормальная женщина, она — человек, она не кусается и не пьянеет от запаха чужой крови.
Ей не может нравиться грубость! Не может.
Но почему-то хочется… Да, вот так, чтобы мужские ладони сжимали ее бедра крепко, до синяков, чтобы внутри все горело и плавилось от веса мужского тела, от собственной беспомощности под ним. От того, что она не может остановить его, не может — и не хочет.
Она застонала, требуя большего. Сейчас же, немедленно! Обняла Мэтью ногами, сердито поморщилась: почему он до сих пор одет? Нет, убери, мешает!
— Сейчас… Моя девочка, сейчас… — он приподнялся, нависнув над Региной, словно над добычей. Его глаза светились в полутьме, мускулы бугрились, по виску катилась капелька пота, и Регине отчаянно захотелось провести по его шее ногтями, увидеть на его коже алую полоску…
Все демоны ада, что с ней творится?..
Подумать, что с ней творится, она не смогла — отвлеклась. Мэт справился с брюками, отбросил рваную тряпку прочь, чиркнув по ее бедру металлической пряжкой ремня.
Регина вскрикнула: сама не поняла, то ли от боли, то ли от пронизавшей ее насквозь волны болезненного, яркого, сводящего с ума удовольствия.
А Мэт на миг замер, его глаза вспыхнули еще ярче. Замер, принюхался — и медленно, мучительно медленно опустился между ее ног на колени, провел ладонями сверху вниз, по ее плечам, рукам, по ее бедрам… Все это — глаза в глаза.
Снова замер.
— Сегодня я был уверен, что потерял тебя.
Регина покачала головой.
— Нет.