Регина на шатающихся ногах вошла в белоснежную ванную и рухнула на колени возле унитаза. Ее вырвало.
— Боги, боги, боги… — шептала она, сдирая с себя пиджак и залезая в ванну, под ледяной душ. Прямо в юбке и туфлях. — Боги… Это не может быть он. Нет, это не Мэтью. Только не так, только не он!
Регина не чувствовала ледяной воды, не помнила, как забилась в угол ванны, как сидела там, обхватив себя руками и клацала зубами от холода внутри и снаружи.
Она не помнила, когда в ванной появился обнаженный Лоренцо, покачал головой и включил горячую воду. Стянул с нее мокрые вещи, обнял, садясь в ванну, прижал к себе…
— Убирайся, — сквозь слезы потребовала она, и он исчез.
Морок растворился, вода вновь стала ледяной, и Регина вяло подумала: ненависть к Лоренцо лучше, чем страх и отвращение к Мэтью…
Мэтью? Нет. Это не мог быть Мэтью, не мог!
Она закрыла ладонями лицо и съежилась еще сильнее.
Все вокруг было как в тумане, и в этом тумане чавкал, лакая кровь, монстр.
Регина не хотела его видеть. Не хотела слышать — ни звуков, ни запахов. Не хотела чувствовать на своем теле брызги чужой крови.
Не хотела помнить.
Но память не спрашивала. Она просто была, и Регина не знала, куда от нее деться.
Если только умереть…
— Как мало надо, чтобы ты сдалась, куколка, — прозвучал ненавистный голос, и ее обдало потоком обжигающе-горячей воды. — Поднимайся.
— Убирайся, — прохрипела она.
Но на этот раз Лоренцо не послушался. А Регина против воли обрадовалась: настоящий монстр рядом — вполне себе повод вспомнить, что у нее есть цель.
— О, куколка показывает шипы. Жить будет, — усмехнулся Лоренцо и, схватив ее за плечи, вздернул на ноги.
Вода попала Регине в лицо, залилась в горло. Она закашлялась, поскользнулась, едва не упав. Ее поддержали за плечи. Без капли нежности или заботы. Совсем не похоже на Мэтью.
Мэтью.
Монстр в тумане. Чавканье. Запах крови и кишок. Склизкая каша под ногами. Вонь псины.
Нет! Это — не Мэтью!
— Фрустрация и фиксация. — И видя непонимание в глазах Регины снисходительно пояснил. — Разочарование в собственных ожиданиях и невозможность думать о чем либо другом. Пройдет, куколка. Наверное, — Лоренцо засмеялся ей в лицо и оттолкнул к кафельной стене.
— Чтоб ты сдох! — выплюнула она вместе с остатками воды и собственными волосами, попавшими в рот.
— Запоздалое пожелание, котенок, — негодяй сверкнул алыми глазами, даже не давая себе труд притвориться понимающим или заботливым. Притвориться человеком. — Кстати, не хочешь ли навестить нашего друга Мэтью? Расколдовать его своей любовью, например? Только представь: ты поцелуешь его в морду… Только не забудь, зажмуриваться и затыкать нос ни в коем случае нельзя.
Регину скрутил сухой рвотный спазм, так явственно она почувствовала вонь смерти и ошметки чужой плоти на собственных руках. Прижав руку ко рту, задыхаясь, она потянулась к воде, смыть отвратительную горечь.
На нее любезно полили из душа. Прямо на голову.
Она пила горячую воду, жмурилась и мечтала забыть. Просто забыть. Все, что было с ней в этом проклятом городе.
— Не выйдет, котенок. Забвение стоит слишком дорого, — в голосе Лоренцо послышались печально-понимающие нотки. — И никогда не бывает настоящим. Поверь, я слишком хорошо это знаю.
Регина помотала головой. Она не верит монстрам. Особенно — этому монстру. Только он виноват в том, что…
— …что ты родилась в этом мире, сунулась в этот город… в том, что Мэтью жрет людей…