Кровать тихо скрипнула и прогнулась под весом Лоренцо, когда он лег рядом и просунул ногу межу ног Регины, раздвигая их сильнее, лаская внутреннюю поверхность бедра своим бедром.
Все еще в штанах.
От ощущения шершавой ткани, трущейся о голую кожу, Регине хотелось кричать — и она не могла понять, хочет она кричать «нет, ни за что» или «да, пожалуйста». Поэтому она просто застонала, отвечая на поцелуй, впуская язык Лоренцо в свой рот, переплетаясь с ним — и чувствуя, как его пальцы сжимают ее торчащий сосок, и тут же ее груди касаются еще одни губы, и язык Мэтью рисует влажную дорожку по ее телу, а рука Лоренцо… Она вскрикнула, когда его ладонь накрыла ее лобок, и тут же почувствовала боль: он укусил ее за губу. Совсем легко, и тут же зализал, но… с ней никогда такого не было — чтобы так стыдно, и в то же время жарко, и… и…
Лоренцо приподнял бедра, не разрывая поцелуя, стянул штаны — и к ней прижалось второе обнаженное тело. Второй член. Такой же горячий и твердый. От мысли, что они оба могут оказаться в ней, Регину затопила волна паники, замелькали какие-то страшные, отвратительные картинки. Но их тут же прогнал тихий голос Мэтью:
— Я не дам тебя в обиду, моя девочка. Все хорошо.
Она расслабилась, снова ответила на поцелуй Лоренцо. Да, она верила Мэтью. И Лоренцо тоже — они оба не обидят ее, сделают ей хорошо, надо только не думать, не думать о…
— Посмотри на меня, куколка, — велел Лоренцо, оторвавшись от ее губ.
Она распахнула глаза, не в силах… нет, не желая противиться приказу. И утонула — в темной, пылающей бездне его глаз.
— Смотри на меня, моя маленькая. Откройся мне, доверься, — его голос проникал в нее, растекался щекотными пузырьками шампанского по венам, касался самых потаенных уголков ее тела и души. Ей хотелось одновременно и слушать его, покоряться ему, и бежать в ужасе.
Но за ее спиной был Мэтью. Он держал, не позволяя струсить, и обещал: все будет хорошо, я не дам тебя в обиду.
И она смотрела в глаза Лоренцо, шла ему навстречу — и чувствовала, как их все теснее скрепляет незримая нить, все крепче их связь…
Она не поняла, как и когда он переместился, только почувствовала касание чего-то шелкового и горячего к своей плоти, раскрылась ему навстречу — и вскрикнула от невероятно яркого и сладкого ощущения: ее заполнили, взяли, ее хотят и любят, она нужна, необходимо, в ней сейчас бьется его сердце — а в нем течет ее кровь… Толчками, стонами, единым движением они соединяются в одно целое… вот сейчас, сейчас она взлетит…
Ей показалось, или она в самом деле взлетела?
Нет, не показалось. В руках двоих мужчин, легкая, как пушинка, она в самом деле почти взлетела — и оказалась сидящей на Мэтью. Стальные волчьи глаза, стальные волчьи руки, словно вытесанное из живого камня, перевитое жилами тело — и заботливые, нежные прикосновения.
Пустота внутри, истекающая соком желания, жадная и голодная пустота. Прижимающийся к ее ягодицам скользкий член Лоренцо дразнил, терся, обещал наслаждение.
— Хочешь меня? — Две пары мужских рук держали ее на весу, не позволяя непослушному телу опуститься на такой красивый, такой нужный член Мэтью; и она точно знала: если сказать нет — Мэтью отпустит ее, отойдет в сторону. Потому что он обещал.
— Да, — шепнула она и рванулась ему навстречу, вобрать его в себя, взять и отдаться… — Да!
Она закричала от переполняющего ее наслаждения, от бьющейся внутри нее жизни и страсти, и снова — он резкого, болезненного проникновения сзади.
Задохнулась, замерла.
Боль исчезла, словно испугалась.
— Моя сладкая девочка, — шепнул Лоренцо, сжимая ее бедро и оглаживая грудь.
— Моя девочка, — в тон ему отозвался Мэтью, лаская вторую грудь и касаясь пальцем болезненно пульсирующего бугорка между ее ног. — Двигайся. Сама.
Он чуть подался вверх, заполнив ее еще больше — если такое вообще было возможно. Зажмурившись и ухватившись за мужские руки, Регина качнулась. Совсем легко. Тело пронзило разрядом наслаждения, она запрокинула голову на плечо Лоренцо…
…и кричала, кричала, срывая горло и не видя ничего вокруг от слез — когда оба задвигались в ней, все сильнее и быстрее, наполняя ее до отказа, растягивая, лаская ее тело, рыча… и выплеснулись в нее одновременно — заставив биться в судороге наслаждения, утробно стонать и плакать…
Ее уложили на сбившиеся простыни. Ее ласкали и целовали. Ей обещали, что все будет хорошо — и что в следующий раз ей будет еще лучше. И почти готова была согласиться, что она принадлежит им обоим, что она — тень, эхо…
Но она так и не произнесла этих слов.
— Ты почти замкнула круг, девочка моя, — сказали ей и положили руку на влажную горячую грудь, так, чтобы она ощутила биение чужого сердца.
Правда, она уже не разобрала, чье сердце билось в ее ладони, Лоренцо или Мэтью. И, честно сказать, ей уже было все равно.
Она спала.
Проснулась она от легкого прикосновения пальцев к щеке.