Я взглянул на нее в тот самый момент, когда она разглядывала мою задницу. Она поспешно отвела глаза, а я отозвался в тон Грейс:
— Нельзя.
Грейс провела нас в дом и, обернувшись к Изабел, предупредила:
— Ни слова о Джеке. Мама дома.
— Это ты, Грейс? — послышался женский голос со второго этажа.
— Да! Мы будем печь киш[6]!
Грейс повесила свою куртку и сделала нам знак последовать ее примеру.
— Я тут принесла кое-какие вещи из студии, отодвиньте их с прохода! — крикнула в ответ ее мать.
Изабел наморщила носик и осталась стоять в своей отороченной мехом курточке, отступив в сторонку, пока Грейс распихивала по углам коробки, перегораживавшие проход. В этой тесной кухоньке она казалась совершенно чужеродной. То ли давным-давно утративший свою белизну линолеум в сравнении с ее безупречной завивкой стал выглядеть еще более жалким, то ли в сравнении со старым выщербленным полом ее прическа стала выглядеть еще более безупречной и ненатуральной. До сих пор мне ни разу не бросалось в глаза убожество окружающей обстановки.
Грейс засучила рукава и принялась мыть руки, и Изабел попятилась еще дальше.
— Сэм, включи радио и найди что-нибудь приличное, ладно?
Я отыскал на полке посреди жестянок с солью и сахаром небольшую магнитолу и включил ее.
— Господи, мы и в самом деле будем печь пирог, — простонала Изабел. — А я-то думала, это такое условное обозначение для чего-то другого.
Я усмехнулся, и она, перехватив мой взгляд, страдальчески закатила глаза. Впрочем, это вышло у нее чересчур нарочито, поэтому в искренность ее страданий я не поверил. Что-то в ее взгляде наводило на мысль, что она как минимум заинтригована ситуацией. А ситуация заключалась в следующем: я не собирался ничего говорить Изабел, пока не разберусь, что она за человек.
В кухню, распространяя апельсиновый запах скипидара, вошла мать Грейс.
— Привет, Сэм. Ты тоже будешь печь пирог?
— Попытаюсь, — с серьезным видом ответил я.
— Вот смех-то, — фыркнула она. — А это кто?
— Изабел, — ответила Грейс. — Мам, ты не знаешь, где у нас такая зеленая поваренная книга? Все время здесь была. Там рецепт пирога.
Ее мать растерянно пожала плечами и присела на корточки рядом с одной из коробок на полу.
— Сбежала, наверное. Что это за ужас передают по радио? Сэм, найди что-нибудь поприличнее.
Пока Грейс листала поваренные книги, сваленные на тумбе, я принялся переключаться с одной радиостанции на другую.
— Оставь вот эту! — сказала мать Грейс, когда я наткнулся на какую-то попсу. Она поднялась, держа в руках коробку. — Ну ладно, я пойду. Желаю удачи. Я к вам еще зайду... попозже.
Грейс, похоже, и не заметила ее исчезновения.
— Изабел, яйца, сыр и молоко в холодильнике. Сэм, — она кивнула в мою сторону, — будь так добр, включи духовку и достань пару сковородок.
Изабел в растерянности застыла перед холодильником.
— Тут одного сыра триста пятьдесят сортов. Я в них не разбираюсь.
— Тогда ты разожги духовку, а Сэм достанет сыр. Он знает толк в еде, — сказала Грейс.
Приподнявшись на цыпочки, она потянулась достать из навесного шкафчика муку; в ее позе было столько гибкой грации, что мне до смерти захотелось прикоснуться к полоске обнаженной кожи над поясом ее джинсов. Но пока я смотрел на нее, она поставила пакет с мукой на стол и миг был упущен, так что я поменялся местами с Изабел, вытащил из холодильника острый чеддер, молоко и яйца и положил их на стол.
Когда я закончил разбивать яйца и влил в них майонез, Грейс уже рубила в миске масло с мукой. В кухне внезапно закипела работа, как будто нас здесь был целый легион.