— Достань две глубокие тарелки, ладно? — попросил Сэм.
Я выставила тарелки на стол, и Сэм разложил по ним сладкую кашу.
— Я просто хочу пригласить тебя на нормальное свидание, чтобы у тебя осталось что вспо...
Он осекся и опустил глаза, опершись ладонями о стол так, что плечи у него поднялись чуть не до ушей. В конце концов он повернулся ко мне и закончил:
— Я хочу, чтобы у нас все было по-человечески. Давай попробуем вести себя как обычные люди?
Я кивнула и, придвинув к себе тарелку, отправила в рот ложку каши. Сэм добавил в нее коричневого сахара, кленового сиропа и еще каких-то пряностей. Я ткнула перемазанной в каше ложкой в Сэма.
— Я и так веду себя как обычный человек. Каша слишком сладкая.
— Вот она, человеческая благодарность, — вздохнул Сэм и удрученно взглянул на свою тарелку. — Тебе не понравилось?
— Да нет, все нормально.
— Бек варил мне такую кашу, когда я перестал поедать яйца в безумных количествах.
— А ты их поедал?
— Я был своеобразным ребенком. — Сэм кивнул на мою тарелку. — Если не хочешь, можешь не есть. Заканчивай завтракать, и пойдем.
— Куда?
— Сюрприз.
Больше ничего мне можно было не говорить. Злосчастная овсянка вмиг была съедена, я натянула пальто и шапку и схватила рюкзак.
Впервые за все утро Сэм рассмеялся, и у меня отлегло от сердца.
— Ты прямо как щенок. Я звякнул ключами, а ты уже скачешь перед дверью в ожидании прогулки.
— Гав-гав.
Сэм похлопал меня по голове, проходя мимо, и мы вышли в прохладное белесое утро. Когда «бронко» уже выехал на дорогу, я снова попробовала допытаться:
— Может, все-таки скажешь мне, куда мы едем?
— Не-а. Единственное, что я тебе скажу: притворимся, что я сделал это в первый же день, когда познакомился с тобой, вместо того чтобы схлопотать пулю.
— Моего воображения на это не хватит.
— Зато моего хватит. Я буду воображать это вместо тебя, так убедительно, что тебе придется в это поверить. — Он улыбнулся, чтобы продемонстрировать силу своего воображения, но улыбка вышла такая печальная, что у меня защемило сердце. — Я буду ухаживать за тобой как полагается, тогда моя одержимость тобой не будет казаться такой пугающей.
— А мне кажется, что это я пугающе тобой одержима. — Мы выехали со двора, и я выглянула в окно. С неба медленно падали снежные хлопья. — У меня этот... как же он называется? Когда идентифицируешь себя с тем, кто тебя спас?
Сэм покачал головой и свернул в противоположную от школы сторону.
— Ты имеешь в виду синдром Мюнхгаузена? Когда человек идентифицирует себя со своим похитителем?
Теперь уже я покачала головой.
— Это не одно и то же. Синдром Мюнхгаузена — это когда человек выдумывает себе несуществующие болезни, чтобы привлечь внимание.
— Да? Мне просто нравится слово «Мюнхгаузен». Когда я его произношу, у меня появляется такое чувство, что я умею говорить по-немецки.
Я рассмеялась.