– Да. И это будет твоей платой за возможность вырваться из тьмы на свет.
– Я не желаю ее платить.
– Так или иначе, Александр, моя судьба определена, – заметила Татьяна без горечи и злости, – но у тебя есть шанс, пока ты еще так молод. Шанс поцеловать мою руку и уйти с Богом, потому что ты предназначен для великих дел. Потому что лучше тебя нет на свете.
Она цеплялась за него, как утопающий – за соломинку.
– О да, – саркастически согласился Александр, еще крепче прижимая ее к груди. – Бежать в Америку и бросить жену. Ничего не скажешь, разве может кто со мной сравниться?!
– Молчи, молчи, ты просто несносен!
– Это я несносен? – прошептал Александр, ставя ее на землю. – Давай лучше пройдемся немного, пока не превратились в ледышки.
Они медленно пошли сквозь утоптанный снег, вдоль набережной Фонтанки к Марсову полю. Пересекли мост через Мойку и вошли в Летний сад.
Татьяна хотела что-то сказать, но Александр покачал головой:
– Ни слова. О чем мы только думаем, гуляя здесь? Пойдем. Быстро.
Склонив друг к другу головы, обнявшись, они торопливо зашагали по тропинке среди высоких голых деревьев, мимо пустых скамеек, мимо того места, где когда-то стояла статуя Сатурна, пожиравшего свое дитя. Татьяна вспоминала, как тепло здесь было летом, как жаждала она его прикосновений. А теперь, в холод и морось, она касалась его и чувствовала, что не достойна дарованной ей жизни, в которой ее любил человек, подобный Александру.
– Что я говорил тебе тогда? Что это было наше лучшее время. И был прав.
– И был не прав, – возразила Татьяна, боясь взглянуть на него. – Летний сад – не лучшее наше время.
…Она сидела в воде на его голых плечах, ожидая, пока он швырнет ее в Каму. Но он не двигался.
– Шура, – умоляюще произнесла она, – чего ты ждешь?
Он не двигался.
– Шура!
– Никуда я тебя не кину. Какой мужчина бросит в воду голую девушку, сидящую у него на плечах?
– Тот, кто боится щекотки! – взвизгнула она.
Выйдя через позолоченные ворота из кованого чугуна на набережную Невы, они молча направились вверх. Слабея с каждой минутой, Татьяна взяла Александра под руку и заставила замедлить шаг.
– Я больше не могу ходить с тобой по улицам нашей жизни, – хрипло объяснила она.
С набережной они свернули в Таврический сад. Прошли их скамью на улице Салтыкова-Щедрина, вдоль затейливой железной ограды, посмотрели друг на друга и повернули назад. И дружно уселись. Посидев немного, она встала и устроилась на коленях у Александра.
– Вот так-то лучше, – шепнула она, прижимаясь головой к его виску.
– Да. Так-то лучше.
Они молча сидели на холоде. Татьяна мучительно пыталась заглушить боль сердечных ран.
– Почему у нас не может быть даже того, что есть у Инги и Станислава? Да, пусть в Советском Союзе, но они двадцать лет вместе. Двадцать лет.
– Потому что они стукачи. Потому что продали души за двухкомнатную квартиру и даже ее лишились. Мы с тобой слишком многого хотим от советской жизни.
– Мне от этой жизни ничего не надо. Только тебя.
– Меня, и горячую воду, и электричество, и маленький домик в глуши, и государства, которое не требует твою жизнь в обмен на такие мелочи.
– Нет, – упрямо повторила Татьяна. – Только тебя.