🕮 Читать книгу «Медный всадник» онлайн

Слово, данное Дмитрию.

Часть 4

Брось смерти вызов

Больше Татьяна ни минуты не останется в Лазареве!

Она написала Александру десять писем, спокойных, веселых, дружелюбных, ласковых писем с упоминанием соответствующего времени года, датированных различными числами, и попросила Наиру высылать их по одному каждую неделю, зная, что, если уедет потихоньку, старушки немедленно напишут Александру или пошлют отчаянную телеграмму с сообщением о ее исчезновении, и если он еще жив, может потерять голову и натворить всяких бед или погибнет сам.

Поэтому Татьяна сказала, что не хочет работать на местном рыбозаводе, где трудилось почти все население деревни, и уходит в Молотов, где требуются санитарки в больницу. Она не желала ничего слушать и была настроена так решительно, что женщины не посмели возразить.

Наира Михайловна, правда, спросила, почему Татьяна не может сама посылать письма из Молотова. Татьяна пояснила, что Александр запретил ей покидать Лазарево и очень рассердится, узнав, как она его ослушалась, а она не хочет расстраивать мужа, ему и без того тяжело приходится.

– Вы же знаете, какой он вспыльчивый, Наира Михайловна.

– Вспыльчивый и безрассудный! – энергично закивала та, явно обрадованная возможностью обвести вокруг пальца не симпатичного ей человека. Поэтому она согласилась посылать письма.

Татьяна сшила себе новую одежду, сунула в рюкзак столько водки и тушенки, сколько могла унести, и ранним утром, попрощавшись со старушками, отправилась в путь. Дуся помолилась за нее. Наира заплакала. Аксинья нагнулась и прошептала на ухо:

– Ты рехнулась.

Рехнулась из-за любви к нему…

Она надела темно-коричневые брюки, такие же чулки и ботинки и зимнее коричневое пальто. Светлые волосы были спрятаны под платок в коричневую клетку: она старалась привлекать к себе как можно меньше внимания. Доллары были зашиты во внутренний карман брюк. Перед уходом она сняла кольцо, продела в плетеный шнурок, повесила на грудь и, поцеловав, прошептала:

– Так ты ближе к моему сердцу, Шура.

По пути она миновала их поляну. Остановилась на минуту, задумалась… Может, стоит спуститься к реке, на их место… в последний раз? Но, представив, как окажется там одна, невольно поежилась. Нет, слишком непомерна тяжесть… Просто не хватит сил.

Покачав головой, она зашагала дальше.

Александр тогда оглянулся. Она не сможет.

С тех пор как Вова унес ее сундук, Татьяна больше не возвращалась туда, где жила с Александром. Вова заколотил окна, повесил замок и перетаскал дрова к дому Наиры Михайловны.

Добравшись до Молотова, Татьяна первым делом проверила, пришли ли деньги на ее имя. Как ни странно, деньги за сентябрь пришли. Но ни письма, ни телеграммы.

Если деньги приходят, значит, он не погиб и не дезертировал. Почему же шлет ей деньги по аттестату, но не удостаивает ни единым словом?

Потом она вспомнила, как долго шли письма в Ленинград от бабушки. Что ж, она не против получить тридцать писем, по одному за каждый день сентября!

Оказалось, что на вокзале действует паспортный контроль. Она объяснила контролеру, что в Ленинграде не хватает медсестер, поскольку многие умерли от голода, и она возвращается, чтобы помочь, и показала больничную печать в паспорте. Он, разумеется, не спросил, что она делала в больнице, тем более что Татьяна предложила за помощь бутылку водки. Правда, осведомился, есть ли письмо из больницы с приглашением на работу. Она объяснила, что все сгорело при налете вместе с характеристиками с Кировского, из больницы и справкой о пребывании в отряде народного ополчения. Но зато он получит за все свои труды еще одну бутылку водки.

Он проштемпелевал ее паспорт, и она смогла купить билет.

Этот поезд в отличие от того, на котором она приехала, был куда комфортабельнее и чем-то напоминал пассажирский. На нем она доехала до Казани. Правда, ей нужно было на север, но Казань – город большой, и там она сумеет пересесть на нужное направление. Она собиралась попасть в Кобону, а оттуда на барже доплыть до Кокорева.

Когда поезд отошел, Татьяна, стоя у окна, смотрела на Каму, мелькавшую между сосен и берез, и спрашивала себя, увидит ли когда-нибудь Лазарево еще раз?

Почему-то ей так не казалось.

В Казани ей удалось пересесть на поезд, идущий в Нижний Новгород. Теперь она оказалась в трехстах километрах к востоку от Москвы. Почти сразу же подвернулся грузовой поезд до Ярославля, а оттуда – автобус до Вологды.

В Вологде оказалось, что можно доехать до Тихвина, но Тихвин день и ночь обстреливался немцами. Кроме того, попасть в Кобону оттуда было невозможно. Поезда бомбили с воздуха, и наши несли огромные потери. К счастью, Татьяне повезло разговориться с поездным контролером, который объяснил ей все это. Она спросила, каким образом продовольствие доставляют в блокадный Ленинград, если немцы фактически отсекли Кобону, и, узнав все, она решила следовать тем же маршрутом, что и продукты. В Вологде села на поезд до Петрозаводска, но вышла гораздо раньше, в Подпорожье, и пешком пробиралась пятьдесят километров до Лодейного Поля. Оттуда до Ладоги было всего десять километров.

Остановившись похлебать пустого супа в столовой, Татьяна подслушала разговор четырех водителей. Очевидно, немцы практически перестали бомбить Ленинград и сосредоточили все воздушные силы и артиллерию на Волховском фронте, там, куда направлялась Татьяна. Вторая армия под командованием маршала Мерецкова находилась в четырех километрах от Невы, а немецкий фельдмаршал Манштейн старался не дать Мерецкову выбить его с позиций, занятых вдоль берега реки.

Водители долго обсуждали последние новости с фронта, пока Татьяне не надоело слушать. Ей была нужна информация другого рода. Она подсела поближе, завела беседу с мужчинами и узнала, что баржи с продуктами отправляются с Ладожского озера к югу от небольшого городка Сясьстрой, в десяти километрах к северу от Волховского фронта. Сясьстрой находился примерно в ста километрах от того места, где сейчас была Татьяна.

Татьяна уже хотела попросить подвезти ее, но вовремя опомнилась. Они должны были переночевать в Лодейном Поле, и, кроме того, ей не понравилось, как один из водителей на нее поглядывал. Значит, не помог даже старушечий платок в клетку…