🕮 Читать книгу «Медный всадник» онлайн

В книге лежала его фотография, подаренная Даше год назад. На снимке он получал свою первую медаль за храбрость. За то, что принес отцу тело сына.

– Ну как, моя жена гордится мужем? – спросил он, показывая фото Татьяне.

– Невероятно, – заверила она с улыбкой. – Подумать только, Шура! Когда я была совсем ребенком и резвилась на озере Ильмень, ты уже потерял родителей, вступил в армию и стал героем.

– Не ребенком, а королевой, – поправил он. – Королевой озера Ильмень. Той, которая ждала меня.

Они не говорили о его отъезде, но дни летели с невероятной скоростью, и не просто летели, а обгоняли их, оставляя далеко позади, словно в огромных безжалостных часах сломалась пружина.

Александр и Татьяна не говорили о будущем.

Не могли.

Боялись.

Ни о том, что будет после войны, ни о том, что может случиться во время войны, ни о том, как они сумеют существовать после двадцатого июля. Александр с трудом находил в себе силы строить планы на завтрашний день. У них не осталось прошлого. У них не предвиделось будущего. Они просто были. Молодые, красивые, любящие. В Лазареве.

Итак, они ели, играли, болтали и шутили, рыбачили и боролись, гуляли в лесу, повторяя английские слова, голыми переплывали реку и обратно, и он помогал ей стирать белье, их собственное и старушек, носил воду из колодца и ведра с молоком, каждое утро расчесывал ей волосы и любил много раз в день, никогда не уставая, неизменно возбуждаясь при виде ее. И знал, что это самые счастливые дни в их жизни.

Иллюзий у него не оставалось. Лазарево никогда не повторится ни для него, ни для нее.

В отличие от него Татьяна бережно лелеяла свои иллюзии.

И по его мнению, так было лучше.

Стоит взглянуть на него.

И на нее.

Татьяна так неустанно и радостно угождала ему, непрерывно улыбаясь и стараясь дотронуться, словно забыв о том, что их двадцатидевятидневый лунный цикл все быстрее вращался вокруг веретена печали… что Александр невольно задавался вопросом, думает ли она вообще о будущем. О прошлом она иногда думала. И о Ленинграде. Где-то на периферии ее сознания стыла каменная тоска, которая раньше ее не посещала. Но она, казалось, питала розовые надежды на будущее… Или ее не покидала беспечная уверенность в том, что все будет хорошо.

– Что ты делаешь? – спрашивала она, когда он сидел на скамье и курил.

– Ничего, – неизменно отвечал Александр. – Всего лишь лелею свою боль.

Он курил и хотел ее.

Почти так же, как хотел попасть в Америку, когда был несколькими годами моложе.

Желал жизни с ней, жизни, не заполненной ничем, кроме нее, простой долгой семейной жизни, в которой он сможет каждый день обонять ее, пробовать на вкус, слышать переливы ее голоса, окунаться в мед волос. Ощущать неизменную поддержку и ошеломляющее стремление утешить. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту.

Сможет ли он найти способ отречься от Татьяны? Освободиться от мыслей об этой маленькой преданной девочке? Простит ли она его? За то, что покинул, за то, что погиб, за то, что убил ее?

У него сердце падало, когда он видел, как она по утрам выбегает голая из дома и визжа бросается в реку, а потом мчится к нему по поляне. Как ее соски твердеют от холода, а безупречное тело трепещет в его объятиях. Александр стискивал зубы и улыбался и, прижимаясь к ней, благодарил Бога за то, что она не видит его искаженного лица.

Александр курил и смотрел на нее со срубленной им скамьи.

– Что ты делаешь? – спрашивала она.

– Ничего, – отвечал он. – Всего лишь лелею свою боль. И жду, когда она вырастет в безумие.

Он постоянно срывался.

Его бесконечно раздражала ее забота о посторонних. Татьяна, замечая недовольство мужа, еще больше старалась ему угодить: готовила, стирала, приносила, доставала, пока его не начинало трясти.

– Чем я могу помочь? Что сделать? Чего ты хочешь? – твердила она как заведенная.

Он от всего отказывался. Но она приносила папиросу, зажигала, совала ему в рот и целовала уголок губ, так что ее любящее лицо оказывалось в сантиметре от его, измученного. Александр едва сдерживался, чтобы не бросить: «Прекрати, отойди! Что будет с тобой, когда я уйду и придется жить одной? Что останется от тебя после того, как ты отдашь мне все?»