– Татьяна! – заорал он что было сил.
Тишина.
Александр вдруг представил быстрое срединное течение Камы, булыжники, о которые они иногда спотыкались, то и дело проплывающие мимо стволы деревьев. Его окатило паническим страхом.
– Таня! Это не смешно!
Он вслушивался, пытаясь различить плеск, шорох, вздох.
Тишина.
Он, как был в галифе, вбежал в воду.
– Ну, если это одна из твоих шуточек, берегись!
Тишина.
Александр поплыл против течения, выкрикивая ее имя.
И случайно оглянулся на берег.
Она… она…
Она стояла там, уже сухая, в длинной рубашке, вытирая волосы и наблюдая за ним. Он не видел ее лица, потому что Татьяна стояла спиной к огню, но и без того было ясно, что она широко, самодовольно улыбается.
– А я думала, что ты не хочешь входить в воду в брюках, жулик ты этакий!
Он потерял дар речи. На сердце вдруг стало так легко… только вот язык не слушался.
Выбежав из воды, он подлетел к ней так быстро, что она отпрянула, споткнулась и едва не упала. И перестала улыбаться.
Он постоял над ней несколько минут, тяжело дыша и качая головой.
– Татьяна, ты невозможна.
Он схватил ее за руку, рывком поднял и, не глядя на нее, зашагал к дому.
– Это была просто шутка, – растерянно пролепетала она.
– Не смешно, черт возьми, – прошипел он.
– Кое-кто совсем не понимает шуток…
– Думаешь, я был должен веселиться при мысли о том, что ты, может быть, утонула? – взвился он, круто поворачиваясь. – И над чем мне следовало смеяться особенно громко?
Он схватил ее, потом отпустил и бросился в дом. Она побежала следом, встала перед ним и умоляюще прошептала:
– Шура…
В ее глазах было столько раскаяния, жгучего желания…
Она взяла его руку и сунула себе под рубашку. Он мигом обнаружил, что трусиков на ней нет.
Александр затаил дыхание.
Она и в самом деле невозможна.
Его рука оставалась между ее бедер.