– Что? – выдавила она так же хрипло.
– Мы вместе… и одни.
Татьяна едва подавила стон.
– Наедине, Таня!
– Угу.
– Наедине! Впервые в жизни мы вместе и по-настоящему одни. И вчера, и сегодня.
Она не могла вынести напора чувств, хлынувших из его глаз, и опустила голову.
– Взгляни на меня.
– Не могу.
Александр сжал ладонями ее щеки:
– Боишься?
– Смертельно.
– Нет, прошу, не бойся меня!
Он жадно поцеловал ее в губы, так крепко, с такой любовью, что Татьяна ощутила, как в животе разверзлась пылающая пропасть и выпустила на волю бушующее пламя. Она пошатнулась, физически не в состоянии сидеть прямо.
– Татьяша, почему ты так прекрасна? Почему?
– Да я просто уродина. И не пара тебе.
Он обнял ее.
– Боже, какое счастье! Таня, ты мое чудо, неужели не понимаешь? Господь послал тебя, чтобы возродить во мне веру. Наставить меня на путь истинный, утешить, исцелить. Но я так хочу любить тебя… быть с тобой, что едва сдерживаюсь. – Он немного помолчал и уже куда более робко спросил: – Ты пойдешь со мной в палатку? Я знаю, тебе страшно, но клянусь, я никогда бы не смог обидеть тебя или причинить боль.
– Да, – ответила она тихо, но отчетливо.
Александр отнес ее в палатку, уложил на одеяло и закрыл входной клапан. Внутри было тихо и сумрачно, скудный свет пробивался только через отверстия для завязок.
– Я бы принес тебя в чисто убранный дом, но у нас нет ни одеял, ни подушек, только жесткий пол.
– Ничего. В палатке хорошо.
Она удовлетворилась бы и мраморным полом Петергофского дворца!
Александр прижимал ее к себе, но она хотела просто лежать рядом с ним.
– Шура…
– Что? – шепнул он, целуя ее шею.
Но не делал… не делал больше ничего, словно ждал, или думал, или не хотел…
Александр отстранился, и она по глазам увидела, что он чем-то обеспокоен.
– Что с тобой?
Он упорно отводил взгляд.