Александр больше всего боялся, что сейчас сорвется.
– Интересно, зачем, по-твоему, я при первом удобном случае бежал на Пятую Советскую и приносил вам всю добытую еду?! Для чего я это делал, как полагаешь?
– Я никогда не говорила, что ты не жалел меня, Александр.
– Жалел. Мать твою, жалел!
– Что же, это так, – кивнула Татьяна, сложив на груди руки.
– Знаешь, даже жалость чересчур хороша для тебя. Это цена, которую ты платишь, живя ложью. Что, не слишком нравится?
– Нет. Я это ненавидела, – призналась Татьяна, чуть отступая. – Но если ты знал, как я это ненавижу, какого черта сюда явился? Чтобы и дальше меня изводить?
– Я приехал, потому что не знал о Дашиной смерти! Потому что ты не соизволила даже известить меня!
– А, так, значит, все же приехал, чтобы жениться на Даше? – спокойно заметила Татьяна. – Почему бы с самого начала так и не сказать?
Александр, беспомощно зарычав, отошел подальше, чтобы не влепить ей оплеуху.
– Что, совсем заврался?!
– Татьяна, ты сама не знаешь, что мелешь. Я с первой встречи твердил тебе: давай все поставим на свои места. Давай признаемся, так будет легче. Будем жить по-другому. Разве не так? Один раз вынесем бурю и пойдем своей дорогой, не подлаживаясь к другим. Именно ты не соглашалась. Мне это не нравилось. Но я смирился. Сказал: ладно.
– Нет! Будь это так, ты не приходил бы каждый вечер к Кировскому против моего желания!
– Против твоего желания? – возмутился он, отшатываясь.
Татьяна покачала головой.
– Просто невероятно! Ты непередаваем! Да и чью голову ты не вскружил бы, Александр Баррингтон, своим лицом, ростом и обходительностью? Думаешь, только потому, что я, семнадцатилетняя девчонка, разинула рот, вытаращила глаза и пялилась на тебя так, словно ни разу в жизни не видела ничего подобного, ты имеешь право вытворять со мной что хочешь, плевать на мои чувства и преспокойно делать предложение моей сестре? Считаешь, я так молода и легкомысленна, что все вынесу? Что мне от тебя ничего не нужно, в то время как ты преспокойно берешь, берешь и берешь у меня…
– Мне ничего подобного в голову не приходило, и я, разумеется, ничего не брал у тебя, – процедил Александр.
– Ты взял все, кроме этого! – почти закричала она. – А этого ты не заслуживаешь.
Он подошел ближе к ней и прошипел:
– Я мог бы взять и это тоже!
– Верно! – вскинулась она, с бешенством отталкивая его. – Но не успел окончательно меня сломать!
– Перестань толкаться!
– А ты перестань меня запугивать! И вообще держись подальше!
Он отошел.
– Ничего этого не случилось бы, послушайся ты меня с самого начала! Ничего! Сколько я уговаривал сказать им!
– А я отвечала, – со злостью парировала Татьяна, – что моя сестра для меня важнее, чем твои непонятные для меня потребности! И важнее, чем мои собственные, тоже не слишком для меня ясные. Я всего лишь хотела, чтобы ты уважал мои желания. Но ты! Ты приходил ко мне снова и снова, и мало-помалу я сама уже не знала, чего хочу, и окончательно запуталась, но тебе и этого было недостаточно. Ты явился в палату и окончательно сбил меня с толку, но тебе и этого показалось недостаточно. Затащил меня под купол Исаакиевского, чтобы окончательно добить…
– Я тебя не добивал, – вспылил он.
– Окончательно разбить мне сердце, – поправилась Татьяна, бесповоротно теряя голову. – И ты это знал. А когда получил все и меня заодно и понял это, решил показать, сколько я в действительности значу для тебя, задумав жениться на моей сестре.
– Ах вот как ты считаешь? – заорал в ответ Александр. – Как, по-твоему, что бывает, когда пальцем о палец не ударишь, чтобы с самого начала драться за то, чего больше всего желаешь?! Что, по-твоему, бывает, когда во всем уступаешь людям, которые этим пользуются? Они продолжают жить как ни в чем не бывало, женятся, выходят замуж, рожают детей. А ты желала жить ложью!
– Не смей! Я жила по принципам, которые считала единственно верными. У меня была семья, которой я не собиралась жертвовать ради тебя. За это и боролась!