Александр долго боролся с собой, прежде чем выдавить:
– Когда ты умрешь, на тебя наденут белое платье с красными розами. А волосы рассыплются по плечам. Когда тебя подстрелят на твоей чертовой крыше или прямо на улице, твоя кровь будет похожа на еще одну красную розу, и никто не заметит, даже ты, когда будешь лежать на мостовой, слушая последние удары своего сердца.
– Но я ведь сняла платье, – выдохнула она, пытаясь проглотить застрявший в горле ком.
Александр повернул голову:
– Не важно. Подумай о том, как мало у нас осталось. Почти ничего. И вообще, почему мы стоим здесь? Пойдем домой. Нужно донести твои триста граммов хлеба. Пойдем.
Татьяна не двигалась.
Александр не двигался.
– Таня, к чему притворяться? Зачем? Ради кого? У нас остались минуты. И не слишком светлые притом. Все наносное ушло, растаяло, и, казалось, между нами не должно быть места фальши. И все же мы продолжаем лгать. Почему?
– Я скажу почему! Скажу, ради кого! Ради нее! Потому что она тебя любит. Потому что и ты захочешь дать ей утешение в те немногие моменты, которые у нее остались. Вот и все.
– А как насчет тебя, Таня?
Голос его снова сорвался. Он больше ничего не сказал, только смотрел на нее так умоляюще, словно хотел услышать что-то. Но она тоже молчала.
– А ты? Разве ты не хочешь утешения в последние оставшиеся моменты? – выговорил он наконец.
– Нет, – прошептала она. – Дело не во мне и не в тебе. Просто я могу вынести все. Она не может.
– Я тоже не могу.
Татьяна мгновенно вскинула глаза.
– Можешь! – настойчиво сказала она. – Можешь, Александр Баррингтон! Вынести все и даже больше. А теперь хватит об этом.
– Прекрасно. Я положу всему конец.
– Пообещай мне кое-что…
Он подозрительно взглянул на нее.
– Обещай, что не…
– Что именно? Не жениться на ней или не разбить ее сердце?
Крошечная слезинка скользнула по щеке Татьяны. Всхлипнув и кутаясь в телогрейку, она прошептала:
– Не разбить ее сердце…
Он ошеломленно вытаращился на нее. Она и сама не могла поверить, что сказала такое.
– Таня, не мучай меня.
– Шура, обещай.
– Одно из твоих обещаний или одно из моих?
– И что это должно значить?
– Ничего.
– Я не слышу обещания.