– Не все, девочка, – настаивала старуха. – По кусочку.
Но тут, на счастье, обстрел прекратился, и Татьяна, первой выскочив на улицу, помчалась стрелой.
Однако, несмотря на все усилия, ей не удавалось вернуться домой до того, как снова и снова слышался знакомый зловещий свист.
Выходить в десять было немыслимо. Татьяне нужно было успеть на работу: там ее тоже ждали. Может, Марине или Даше удалось бы действовать расторопнее? Мама с утра до ночи шила обмундирование – вручную, потому что машинки больше не было. Нельзя же посылать ее? Она не поднимает глаз от шитья, чтобы получать дополнительное питание.
Даша сказала, что не может ходить, поскольку и так стирать некому. Марина также отказалась, что было к лучшему. Она почти перестала ходить в университет, а свою порцию хлеба съедала немедленно. По вечерам она буквально требовала у Татьяны еды.
– Маринка, это несправедливо, – убеждала ее Татьяна. – Все мы голодны. Я знаю, это трудно, но нужно же держать себя в руках…
– Не все такие, как ты! И тебе удается держать себя в руках?
– Да, – кивнула Татьяна, поняв, что Марина имеет в виду не только хлеб.
– И тебе это удается. Действуй и дальше в том же духе.
Но Татьяна чувствовала, что силы тают с каждым днем. Она с трудом двигалась, и все же родные не уставали превозносить ее трудолюбие. Видимо, что-то было неладно в этом мире, где четыре женщины дружно считали успехом жалкие попытки держаться на плаву. Татьяну беспокоила не столько собственная медлительность, сколько то, что силы постепенно утекали, как вода в песок. Все усилия встряхнуться, быть бодрее, ускорить шаг встречали неожиданное сопротивление. Сопротивление ее собственного тела. Оно отказывалось встряхнуться, быть бодрее, двигаться энергичнее, и неопровержимым доказательством этого были немецкие бомбардировщики, которые ровно в восемь закрывали небо над городом, и два часа продолжались победный гул и грохот взрывов и падающих стен, нарушавшие покой мирного утра.
Солнце тоже поднималось в восемь. Татьяна шла в магазин и обратно в полутьме.
Как-то она брела по улице Некрасова и миновала человека, идущего в том же направлении. Высокий, немолодой, в шляпе…
И только сейчас до Татьяны дошло, что она давно уже никого не обгоняла. Люди шли не спеша, экономя силы. Либо она проворнее, либо он еще медлительнее.
Она остановилась и, повернувшись, успела заметить, как он сползает по стене и валится на бок. Татьяна вернулась к нему, чтобы помочь сесть. Он не двигался. Но она все же попыталась его посадить. Подняла шляпу. Немигающие глаза уставились на нее. Они оставались открытыми, как несколько минут назад, когда он еще шел по улице. Но сейчас незнакомец был мертв.
Татьяна в ужасе выпустила шляпу из рук и поплелась дальше. На обратном пути, чтобы не проходить мимо трупа, она решила пойти по улице Жуковского. Начался налет, но она уже ни на что не обращала внимания, тем более что в убежище легко могли отобрать хлеб. Что она сможет поделать одна против толпы?
Она ниже надвинула на лоб каску Александра и упрямо продолжала шагать.
Когда же рассказала родным о том, что видела на улице мертвеца, те остались равнодушны.
– А вот я видела посреди улицы дохлую лошадь, – объявила Марина, – и люди отрезали от нее куски. Каждый старался урвать побольше. Я тоже подошла, но мне не досталось.
Лицо мужчины, походка, дурацкая шляпа никак не могли выветриться из памяти Татьяны. Стоило закрыть глаза, как утреннее происшествие с новой силой всплывало в мозгу. Татьяна сталкивалась со смертью и раньше: Луга, гибель отца и Паши… Почему же все время думает об этом бессильно шаркающем по тротуару человеке?
Наверное, потому, что он умер на ходу, и хотя шел медленнее, чем Татьяна, но ненамного.
– Сколько банок тушенки осталось? – спросила мама.
– Одна, – вздохнула Татьяна.
– Не может быть.
– Мама, мы едим тушенку каждый вечер.
– Но этого не может быть, – повторила мама. – Всего несколько дней назад у нас было десять.
– Да, дней девять назад.
На следующий день мама снова подступила к Татьяне:
– А мука? Мука у нас есть?
– Да, с килограмм. Я пеку блинчики на ужин.
– Теперь это называется «блинчики»? – фыркнула Даша. – Мука с водой!