– Любимый, ну когда же мы поженимся?
– Давай подождем, Даша, – прошептал он в ответ.
– Нет! Чего нам ждать? Ты сам сказал, что, как только получишь отпуск, мы пойдем в загс! Давай завтра, хорошо? Нас распишут за десять минут. Таня и Марина могут быть свидетельницами. Ну же, Александр, сколько нам еще тянуть?
Татьяна вжалась в стену.
– Даша, послушай, бои становятся все тяжелее. К тому же товарищ Сталин издал приказ «Ни шагу назад». Это значит, что всякий сдавшийся в плен становится военным преступником, а у семьи отбираются карточки. Если я, не дай Бог, попаду в плен, что будет с тобой? С родными? Мне придется застрелиться, что бы вы не умерли с голоду.
– Нет, Саша. Нет!
– Значит, нужно подождать.
– Чего именно?
– Лучших времен.
– Настанут они, эти лучшие времена?
– Обязательно.
Оба замолчали. Татьяна повернулась на другой бок и уставилась на темный затылок Александра, вспоминая Лугу. Тогда она лежала голая и изломанная в его объятиях, ощущая, как его дыхание колышет волосы.
Посреди ночи Даша вышла в туалет. Татьяна думала, что Александр спит, но он повернулся к ней лицом. В темноте влажно блестели его глаза. Нога осторожно дотронулась до ее ноги сквозь носки и две фланелевые пижамы. Услышав шаги Даши, она закрыла глаза. Александр отодвинулся.
Назавтра Татьяна сготовила только полбанки тушенки. Вышло по столовой ложке на брата, и Даша долго ворчала.
– Антон умирает, – упрекнула Татьяна, – потому что матери нечего ему дать.
После ужина мама пошла к машинке. С начала сентября она приносила работу домой. Армия нуждалась в зимнем обмундировании, и на фабрике предложили премию тем, кто сошьет двадцать комплектов в день вместо десяти: немного денег и дополнительное питание. Мама работала до часу ночи за триста граммов хлеба и несколько рублей.
Захватив охапку раскроенной ткани, она уселась и удивленно спросила:
– А где моя машинка?
Никто не ответил.
– Где моя машинка, спрашиваю? Таня, где моя машинка?
– Не знаю, мама.
– Я продала ее, Ира, – объявила приковылявшая бабушка.
– Что?!
– Выменяла на соевые бобы и растительное масло, которые мы съели сегодня. Очень вкусно, не находишь?
– Мама! – взвизгнула Ирина. С ней началась истерика. Несколько минут она билась и рыдала, закрывая лицо ладонями.
Александр с исказившимся лицом выбежал в коридорчик.
– Мама, как ты могла? – не унималась Ирина. – Ты ведь знала, что мне предложили сверхурочную работу и что я каждую ночь убиваю себя, пытаясь принести хоть что-то в семью! Да ведь мне предложили овсянку, если я сошью двадцать пять комплектов! О мама, что ты наделала!
Татьяна, не в силах видеть это, тоже вышла. Александр сидел на диванчике и жадно затягивался. Взяв карандаш, она зашла за диван и подняла мешок с овсянкой, чтобы отметить уровень. Но, несмотря на принятые меры, и крупы, и сахар, и мука продолжали куда-то исчезать.
– Подожди, – вмешался Александр, – давай я помогу. Тебе тяжело.
Она отодвинулась. Он поставил мешок на диван, она заглянула в него и провела снаружи черную линию.