Татьяна уставилась в кастрюлю с бульоном. Марина подбежала к плите, заглянула в кастрюлю и язвительно осведомилась:
– Что там интересненького?
– Ничего особенного.
Татьяна выпрямилась:
– Ну да? Зато здесь интересно, прямо жуть!
За ужином Даша спросила:
– Очень страшно в бою?
– Знаешь, как ни странно, нет, – ответил, жадно жуя, Александр. – Самое главное – продержаться первые два дня, верно, Дима? Он знает. Сам пробыл в окопах эти два дня. Немцы, очевидно, желали проверить, не дрогнем ли мы. Поняв, что отступать никто не собирается, они прекратили атаки, и наши разведчики клялись, что, похоже, фрицы окапываются на зиму. Строят бетонные бункера и окопы.
– Бетонные? И что это значит? – оживилась Даша.
– Это значит, – медленно протянул Александр, – что они, возможно, не собираются брать Ленинград штурмом.
Присутствующие весело загомонили, все, кроме папы, который дремал на диване, и Татьяны, сумевшей разглядеть зловещую нерешительность на лице Александра, нежелание сказать правду.
Татьяна, кусая губы, осторожно спросила:
– А ты? Ты рад этому?
– Да! – немедленно выпалил Дмитрий, словно спросили его.
– Ничуть, – признался Александр. – Я думал, мы будем сражаться. Сражаться, как мужчины…
– И умрем, как мужчины, – перебил Дмитрий, стукнув по столу кулаком.
– И умрем, как мужчины, если придется.
– Говори за себя! Я предпочитаю, чтобы немцы сидели в своих бункерах два года и выморили Ленинград голодом. Все лучше, чем день и ночь торчать в окопах под обстрелом.
– Брось! – отмахнулся Александр, откладывая вилку. – Не находишь, что торчать в окопах, как ты говоришь, позорно и сродни трусости?
Он окинул Дмитрия холодным взглядом и потянулся к водке. Татьяна подтолкнула к нему бутылку с другой стороны стола.
– Вовсе нет, – возразил Дмитрий. – Наоборот, весьма умно. Сидишь и ждешь, пока враг ослабеет. Потом наносишь удар. Это называется стратегией.
– Димочка, ты не имел в виду голод в буквальном смысле? – спросила мать, нервно насаживая на вилку кусочек тушенки.
– Разумеется, нет. Это я так, для пущего эффекта.
Александр плотно сжал губы.
– А водка еще есть? – спросил Дмитрий, наклоняя над рюмкой почти пустую бутылку. – Хорошо бы напиться до бесчувствия.
Все дружно посмотрели на отца и отвели взгляды.
– Александр, – с вымученной жизнерадостностью осведомилась Татьяна, которой ужасно нравилось произносить его имя вслух, – сегодня пришла Нина Игленко спросить, не поделимся ли мы мукой и тушенкой? У нас много всего, и я дала ей несколько банок. Она жалела, что оказалась не такой предусмотрительной, как мы…
– Таня! – перебил Александр с таким видом, что она сжалась. Значит, все верно. Он знает больше, чем говорит. – Не отдавай ни грамма еды, ни под каким видом. Не сдавайся ни на какие просьбы, даже если Нина Игленко будет с голоду умирать.
– Но не настолько мы голодны, – возразила Татьяна.
– Да, Александр, – поддержала Даша. – У нас и раньше были карточки. Где ты был во время финской кампании?