– Даш, Марина клянется, что Миша из Луги был в меня влюблен. Я сказала, что она тронулась. Как ты считаешь?
– Она тронулась.
– Спасибо.
– Обе вы тронулись, – огрызнулась Марина. – А ты, Даша, еще покаешься в своих словах.
– Ну вот, Таня, – со вздохом обронила Даша, даже не глядя на сестру. – Может, тебе нужен Миша, а не Дима?
Назавтра все повторилось. Только теперь Татьяна догадалась захватить в убежище «Записки из Мертвого дома» Достоевского.
На следующий день она сказала себе: «Не могу больше. Не могу сидеть и выстукивать одну ту же мелодию. Так всю жизнь просидишь!»
Поэтому, пока семья спускалась вниз, Татьяна немного отстала, а потом вернулась и черным ходом поднялась на крышу, где дежурили Антон, Маришка, Кирилл и еще какие-то незнакомые люди. Татьяна подумала, что, если повезет, родные даже не заметят ее отсутствия.
Здесь взрывы и вой падающих бомб казались куда громче и страшнее. Татьяна просидела на крыше два часа. К всеобщему разочарованию, на их дом не упала ни одна бомба.
Татьяна оказалась права: никто даже не заметил, что ее не было в убежище.
– Где ты сидела, Танечка? – спросила мать. – У другой стены, рядом с лампой?
– Да, мама.
От Александра и Дмитрия не было известий. Девушки сходили с ума от тревоги, почти не разговаривали друг с другом и с окружающими. Только бабушка Майя с ее непоколебимым спокойствием держалась храбро и продолжала рисовать.
– Бабушка, откуда в тебе столько присутствия духа? – спросила Татьяна как-то вечером, расчесывая длинные, едва начавшие седеть волосы бабушки.
– Я слишком стара, чтобы волноваться. Не такая юная, как ты, – улыбнулась бабушка. – И не так страстно хочу жить.
Она обернулась и погладила щеку внучки.
– Бабушка, не говори так, – упрекнула Татьяна, обнимая ее. – Что, если Федор вернется?
Старушка погладила Татьяну по голове:
– Я же не сказала, что совсем не хочу жить. Просто не так сильно, как ты.
Татьяну немного волновала Марина. Та с раннего утра уходила из дома в университет, а потом непременно навещала мать в больнице.
По ночам мама шила. По ночам папа пил. Потом плакал и засыпал. По ночам Даша и Татьяна слушали новости по никогда не выключавшемуся громкоговорителю. По ночам немцы бомбили город, и Татьяна тайком забиралась на крышу.
А днем она прислушивалась к звукам войны. Теперь в Ленинграде никогда не было тихо. Обстрелы звучали по-разному – были дальние и близкие – и прекращались только на время обеда да часа на два ночью.
Татьяна работала, приносила полученный по карточкам хлеб, немного тренировала ногу и вела себя так, словно ее жизнь не остановилась намертво, как трамвай белой ночью у Обводного канала.
Бабушка Майя жила в комнате одна. Мама спала одна на диване, а папа – на Пашиной раскладушке. Татьяна, Марина и Даша спали в одной постели. Татьяна была почти благодарна за то, что теперь она не лежит рядом с Дашей, что появилась некая преграда, позволявшая ей думать о бомбежке, а не о муках сестры, имевшей полное право любить Александра.
Но преграда оказалась довольно призрачной. Как-то Даша перелезла через Марину и обняла сестру.
– Танюша, ты спишь?
– Нет, а что?
– Гадаешь, живы ли они?
– Девочки, у меня завтра занятия, – проворчала Марина. – Спите!
– Ладно-ладно, – пробормотала Татьяна, услышав тихий плач Даши.