– Она твоя родня, папа, – пробормотала Татьяна, боясь, что Марина услышит. – Дочь твоей единственной сестры.
Назавтра, восьмого сентября, в городе с самого утра было неспокойно. По радио объявляли о воздушных налетах.
Татьяне удалось добраться до госпиталя. Вера немедленно схватила ее за руку и воскликнула:
– Слышишь? Словно гроза надвигается!
Они вышли из парадной двери на Лиговский проспект. Раскаты не усиливались, только слышались все чаще. Татьяна спокойно объяснила Вере:
– Это минометы, Верочка. Те, что стреляют минами.
– Минами?
– Да, снарядами разного калибра: большими, маленькими, разрывными, замедленного действия и тому подобное. Хуже всего осколочные. Их выстреливают очередями, по сотне зараз. Они самые опасные.
Вера удивленно уставилась на Татьяну. Та пожала плечами.
– Луга. До сих пор жалею, что туда попала. Но… послушай, не могла бы ты отпилить мне ногу?
Они зашли внутрь, и Вера весело предложила:
– Может, не стоит прибегать к столь решительным мерам и проще снять гипс?
Татьяна впервые за шесть недель увидела свою бледную, неестественно худую, вялую ногу, но не успела рассмотреть получше: в коридоре у медицинского поста началась суматоха. Все сестры помчались наверх. Татьяна медленно поплелась следом. На ногу по-прежнему было невозможно опереться как следует: при малейшем давлении она начинала ныть.
Добравшись до крыши, она увидела два звена по восемь самолетов. На дальнем конце города рвались бомбы. Языки огня и черного дыма были видны даже отсюда.
Значит, это происходит в действительности! Немцы бомбят Ленинград! А она думала, что все оставила позади, в Луге! Думала, что уже пережила самое худшее в своей жизни. Но тогда ей удалось выбраться из Луги и вернуться домой. Куда бежать теперь?!
В ноздри ударил едкий запах. Что это?
– Я иду домой, – сказала она Вере. – К своим.
Странная вонь не давала покоя. Тревожила. Татьяна ни о чем другом не могла думать.
К полудню все стало известно. Бадаевские склады, где хранились городские запасы провизии, разбомбили немцы, и теперь они лежали в тлеющих руинах. Оказалось, так пахнет горелый сахар.
– Папа, – спросила Татьяна, когда вся семья собралась за столом, – что теперь будет с Ленинградом?
– То же, что случилось с Пашей, полагаю, – буркнул отец.
Мама немедленно заплакала:
– Не говори так! Ты пугаешь детей!
Девушки переглянулись.
Бомбежки продолжались до самого вечера. За Татьяной зашел Антон, и оба отправились на крышу. Но как ни странно было ходить без гипса, еще более поразительным казалось затянутое черной пеленой дыма небо.
Александр оказался прав. Прав во всем. И теперь его предсказания начинали сбываться с ужасающей точностью.
Ее сердце наполнилось уважением и признательностью. Про себя она поклялась отныне прислушиваться к каждому его слову.
Но тут новая волна страха едва не свалила ее с ног.
Разве не Александр говорил, что им не миновать уличных боев?
Разве не Александр велел ей покупать еду в таких количествах, словно больше в магазины никогда ничего не завезут? Может, он преувеличивал немного? Нет, вряд ли! Сколько раз он умолял, уговаривал ее уехать из Ленинграда!