– О чем ты? Я бываю здесь почти каждый день.
Они помолчали, глядя друг на друга.
– Я бы пришел один, – признался он, – но думаю, в этом мало смысла. Ни тебе, ни мне от этого лучше не станет.
Перед глазами Татьяны все поплыло. Вот он наклоняется над ней, смывая кровь с ее обнаженного тела.
Она едва не теряла сознания. Еще одна картина: она спит рядом с ним, в его объятиях, ее губы прижаты к его груди, руки касаются его. И она чувствует себя ближе к нему, чем к кому бы то ни было на земле. Она стоит в поезде на одной ноге, обняв его за шею. Его язык раздвигает ее губы… и вспоминать это больнее всего.
– Ты прав, я знаю, – прошептала она.
Александр снова встал, и на этот раз Татьяна его не остановила.
– До встречи, – сказал он, наклоняясь и целуя ее в лоб.
Что ж, хотя бы это, пусть утешение довольно слабое.
– Ты еще придешь? Если сможешь, конечно. Хотя бы на несколько минут.
– Таня… – начал он, вертя фуражку в руке.
– Да-да, – перебила она, – ты прав. Не приходи.
– Таня… кто-нибудь из сестер может проговориться твоим родным о том, что я здесь был. Разразится скандал. Это может плохо кончиться.
Но все же кончится!
– Ты прав, – повторила она.
После его ухода Татьяна снова стала терзаться угрызениями совести. Она плохая сестра, и это выяснилось при первом же испытании. Предать Дашу – что может быть хуже?!
Как-то ночью неделю спустя Татьяна проснулась с таким ощущением, словно кто-то погладил ее по лицу. Она хотела открыть глаза, но боялась прервать чудесный сон. Какой-то мужчина с большими руками, пахнущий водкой, гладит ее лицо. Татьяна знала только одного мужчину с большими руками, и хотя она не открыла глаз, но дышала так прерывисто, что он отстранился.
– Тата?
Господи, только бы сон длился и длился! Только бы Александр по-прежнему ее касался!
Она открыла глаза.
Это в самом деле оказался Александр. Фуражки на нем не было. А в карамельных глазах опять то же выражение: даже в темноте она могла его различить.
– Я тебя разбудил? – улыбнулся он.
Татьяна села.
– Кажется, да. Что ни говори, а уже середина ночи.
– Именно, – подтвердил он. – Около трех.
Он рассматривал ее одеяло, а она – его темную макушку.
– Что случилось? Ты здоров?
– Да. Просто вдруг захотелось увидеть тебя. Все время думаю, как ты тут одна. Тебе тоскливо? Скучно?
– Еще бы. А ты пил?
– Угу.