И тут Сигруд слышит это. Слабый, очень слабый, но отчетливый щелчок. Тихий щелчок у самых дверей дома. Он очень хорошо знает, что это за звук.
Ну наконец-то. Хоть какое-то развлечение.
– Вот, – говорит женщина. И поворачивается с полным бокалом. – Вот твое…
И изумленно смотрит на опустевшее место рядом с ней.
– Главный враг старого Мирграда, – говорит Воханнес, – не Сайпур. И не я. И даже не движение «За Новый Мирград». Его главный враг – время.
Они сидят на кровати в одной из гостевых комнат. Как и все покои на этом этаже, она отделана красным – теплых, глубоких тонов – и позолотой. Территория усадьбы заканчивается как раз под ее окном, внизу плавно изгибается внешняя стена.
– В Мирграде создался чудовищный разрыв в возрасте: после Мига и Великой Войны жизнь очень не скоро вошла в нормальное русло. Малая – и сокращающаяся часть населения все еще помнит, как оно было в старину, и цепляется за эти традиции. А есть другая, причем растущая часть населения, которая ничего про это не знает и знать не хочет. Они знают только, что бедны и что это неправильно.
– Движение «За Новый Мирград», – тихо повторяет Шара.
Воханнес отмахивается:
– Это просто название. Речь идет не только о политике. Все дело в смене поколений – а я к подобному, как понимаешь, руку не прикладывал. Так, просто волну оседлал.
– И реставрационисты тебя за это ненавидят.
– Я же говорю: они сражаются против истории. А у нее невозможно выиграть.
– Они тебе угрожали, Во?
– Что за чушь!
– Тогда почему у тебя охрана периметр патрулирует?
Он кривится:
– Вот ты о чем. Что ж, я эту тему не люблю затрагивать… Но, думаю, ты меня поймешь. Прямых угроз не было. Никогда. Но город качает и часто заносит – люди много говорят о том, что своего надо добиваться силой. Особенно часто об этом заговаривает Эрнст Уиклов, по совместительству – надо же! – один из наиболее важных участников реставрационистской игры. Тоже Отец Города. Консерватор, догматик. Денег не жалеет. Ну да, ты могла бы сказать, что это мой политический оппонент. Я никогда не вступаю с ним в конфликт – и мне это совершенно не нужно, – но он рисует меня не как политического оппонента, а как сущего демона из ада.
– Какой милый человек…
– Не пытайся говорить иносказаниями, у тебя все равно не получится.
– А этот Уиклов, – задумчиво говорит Шара, – он, случайно, не…
– Хочешь спросить, не он ли стоит за протестами против деятельности Панъюя? – Улыбка Воханнеса становится неожиданно свирепой, и лицо перекашивает уродливая гримаса. – А как же! Он и стоит. Уверен, Уиклов по уши увяз в этом деле, и, если ты науськаешь на него ваших псов, я плакать не стану. Это не человек – это мешок козлиного дерьма с бородой.
– Движение «За Новый Мирград» поддерживают еще двое Отцов Города, – говорит она. – Но их не ненавидят так, как тебя.
– И вправду, – кивает Воханнес. – Пожалуй, я стал чем-то вроде, хм, символической фигуры. Плюс меня всегда отличал хороший вкус в архитектуре и искусстве, а это, как ты понимаешь, трудно простить… Ну и, конечно, мне нравится их эпатировать. Я декадентствую у всех на виду – и это воистину нестерпимо, это же такое оскорбление для всех этих ревнителей скромности и благочестия, привыкших подавлять все свои естественные желания… А их полные длиннот скучные инвективы привлекают мне новых избирателей.
И он грациозным движением подносит к губам сигарету.
– Беспроигрышный вариант – для меня. И, конечно, они недовольны моей биографией – ведь я же учился в Сайпуре, все равно что наполовину сайпурец.
И тут он бросает на нее виноватый взгляд:
– Впрочем… есть у меня пара… хм… спорных проектов.
– Это каких же?
– Ну… Сайпур, как известно, – самый главный покупатель на рынке оружия. Но его солдаты вооружены самострелами, а не винтовками. Только арбалетами, понимаешь? А почему? Наверняка ты знаешь, почему. Все дело в селитре. В Сайпуре и на территории его сателлитов селитру не добывают, а без нее пороха не сделаешь. А вот на Континенте как раз большие залежи селитры…
– Ты что же… хочешь поставлять вооружение Сайпуру?! – ошеломленно спрашивает Шара.